а – апатичная аскарида анжела
Название: Эгоисты
Автор: Chirsine
Бета: -
Размер: мини
Пэйринги: Ренджи/Рукия/Ичиго, Урахара/Йоруичи
Рейтинг: PG
Жанр: общий, драма
Дисклаймер: стандартный отказ от авторских прав
Статус: закончен
Саммари: Готей попытался нагнуть Урахару. Урахара в ответ нагнул Готей. В обоих случаях пострадали толпы непричастных.
читать дальше
Рукия надеется, что этот день станет лучшим в их жизни — лучше, чем в самую первую их встречу. Лучше, чем когда Ичиго пришел за ней на Соукиоку. Лучше, чем когда они все вместе, плечом к плечу, пробирались к своей цели в песках Уэко Мундо. Лучше, много лучше, того проклятого дня, когда им с Ичиго пришлось расстаться.
Лучше всего, что было.
Потому что сегодня они наконец-то встретятся снова — спустя год после.
Это будет их маленький праздник — ее, Ренджи и Ичиго. Долгожданная встреча, смех, улыбки и разговоры до самого утра — о том, что было с каждым из них. И о том, как они пережили этот год — внутри, в тайне ото всех, в сумрачном и отчаянном одиночестве за чашкой остывшего чая, и снаружи, в компании наполненных суетой будней, с улыбкой на губах и надеждой на лучшее.
Они наконец добились, вдвоем с Ренджи, плечом к плечу и крепко держась за руки как в старые добрые время, — добились разрешения охранять Каракуру следующие сто лет.
Совсем рядом, бок о бок, почти сталкиваясь локтями, все равно вместе — в пределах одного города на сто лет вперед. Это же так мало, так же близко — когда разделяют всего-навсего районы и улицы, перекрестки и городские железнодорожные ветки.
А может быть и того меньше.
Не пространство и время — больше нет.
Не тонкая непреодолимая грань между мирами — больше никогда.
И Рукия несет эту новость Ичиго бережно и трепетно, как несут величайшую ценность, как преподносят драгоценнейший подарок. И она не торопится: идет по улицам ее, теперь — ее, Каракуры, ступая уверенно и спокойно по выстланному ровным серым ковром асфальту.
Рукия смотрит по-новому, узнавая, запоминая, впитывая заново усталую и пожухлую к осени трасу на газонах, ровные и стройные ряды заборов и маленькие уютные домики. Вдыхает сонный и прохладный осенний воздух и щурится, когда на растворяющихся в вечернем полумраке улицах зажигаются частые и яркие фонари.
Это их с Ренджи новый дом.
Это их новая жизнь.
Это их условие, их причина, их обязательство и желание — все сразу, все вместе, чтобы не упустить ничего.
Сто лет новой, почти человеческой жизни, которая была когда-то давно и которую затерявшиеся в Руконгае дети не могли помнить.
Готей говорит — ради Куросаки, чтобы после, когда придет срок, его вернули те, кому он всегда верил.
Они говорят — ради Ичиго, чтобы быть рядом всегда и помогать, когда он один не справится, и чтобы он больше не чувствовал себя пустым.
Рукия никуда не торопится — чтобы не расплескать внутри нечто легкое, хрупкое и прозрачно-чистое, поднимающее высоко над новеньким гигаем, Каракурой, строгими порядками царствующего где-то в далеком, ином измерении Сообщества Душ. Она идет, ловя первые капли начинающегося дождя макушкой, плечами, носками белых туфель и подолом платья — того самого, в котором когда-то в другой жизни и в другой Каракуре уходила на казнь.
Того самого, потому что для них это важно — каждая деталь важна.
Сердце Рукии колотится как сумасшедшее, а непривычные и пока еще неловкие пальцы нового гигая уже чувствуют шероховатость и успокаивающее тепло кнопки дверного звонка.
Она искренне жалеет о том, что Ренджи остался ждать у Урахары — чтобы отметить вместе, как раньше, по-дружески щедро предоставив им с Ичиго возможность вдвоем все вспомнить, решить друг для друга и сказать то, что не успели тогда. А еще потому, что им обязательно надо будет собраться всем вместе, чтоб услышать нечто очень важно.
Так Урахара сказал, таинственно улыбаясь.
Будь сейчас Ренджи с ней, под ленивой осенней моросью в одном квартале от дома семьи Куросаки, он бы непременно все понял — у них нет тайн и секретов друг от друга, больше нет невыразимых сложностей — и непременно пошутил бы о том, как Рукия ждет оказаться под козырьком крыши знакомого и почти родного дома.
Дома.
И она, смущенная, непременно его осадила бы, обозвала полным придурком, и, раскрасневшись и засмущавшись, ускорила бы шаг. А щекочущий комочек волнения внутри растворился бы, оставив за собой приятное тепло уверенности и такие же ленивые, неторопливые мысли о чем-то светлом.
Рукия ждала этого дня целый год, сколько ждал Ичиго — надеясь, упорно прорываясь сквозь непреодолимое и пытаясь побороть то, что было проявлением силы, а не слабости — она даже не знает. Как и не знает, сколько лет для него прошло с тех пор и как долог он был для Ичиго — этот один-единственный год, после того как за время куда меньшее он успел обрести и потерять и себя, и ее.
Видя темные окна дома Куросаки, мигающий фонарь возле дома и белеющую в темноте табличку на тонком колышке, вбитую посреди моря высокой травы, Рукия вспоминает жесткую улыбку встречавшего их с Ренджи Урахары Киске.
* * *
— Дзинта, налей Абарай-сану еще чаю, — Урахара обмахивает веером дымящийся чай в чашке, чтобы тот поскорее остыл.
— Да я уже... — пытается возразить Ренджи, протестующее накрывая чашку ладонью, но Дзинта все равно поднимается с места и, прихватив чайник, мрачной тенью надвигается на скромно сидящего в дальнем углу Абарая.
— А тебя и не спрашивали, — обливая руку Ренджи кипятком, победно провозглашает он, — нахлебник!
Ренджи, тряся обожженной рукой, с руганью вскакивает и отвешивает Дзинте пинка. Тот уворачивается и показывает язык.
— Нахле-е-ебник! — издевательски тянет он.
Урахара посмеивается, прикрываясь веером.
— Не хотите булочку? — Уруру невинно смотрит на Ренджи своим огромными печальными глазищами и протягивает блюдо с выпечкой. — Нахлебник-сан?
Ренджи со вздохом опускается обратно на дзабутон. Похоже что от этого прозвища он уже никогда не избавится.
— И, Урахара-сан, а ничего если мы с Рукией первое время поживем у вас? — опуская руку в принесенный Тессаем тазик с холодной водой, спрашивает он. — Пока не найдем себе квартиру.
У Рукии, конечно, еще есть шкаф Ичиго, и она несомненно предпочтет именно этот вариант. Поэтому Ренджи, чудовищно гордясь своей догадливостью и смекалкой, собирается нанести упреждающий удар.
— Я ей скажу, что вы нас к себе приглашаете, хорошо? — непроизвольно краснея — за саму идею и за тянущееся следом неуклюжей вереницей все будущее вранье — продолжает Ренджи.
— Само собой, Абарай-сан, — Киске снова скрывает лицо за веером, неудачно пытаясь выдать смех за острый приступ кашля. — Для вас с Кучики-сан у меня всегда свободная комнатка найдется.
Тессай, невнятно кашлянув-хмыкнув, уходит заваривать новый чайник.
Ренджи заливается краской пуще прежнего.
— Ну, мы… то есть… мы… в общем, Урахара-сан… — он прекращает безуспешные попытки объясниться и делает вид, что поглощен разглядыванием чаинок в чашке.
Радушие Урахараы поражает. И настораживает. Особенно после того, как новоизбранный Совет Сорока Шести после окончания войны с Айзеном вышвырнул его из Караркуры. А неделю назад — заставил вернуться и изготовить новые гигаи для прибывших в долгосрочную командировку на грунт офицеров.
Ренджи очень плохо себе представляет, как связаны между собой понятия «Урахара Киске» и «заставить», но магазинчик стоит на том же месте, товар разложен по полкам, Тессай заваривает чай, а Дзинта с Уруру все так же обзывают его нахлебником.
— Вы обращайтесь, Абарай-сан, если что случится, — с улыбкой напоминает Урахара. — Помогу, чем смогу. Мы все здесь ради этого.
Вскинувшийся Ренджи настороженно всматривается в его лицо, ища издевку, и долго прокручивает в голове так и эдак предложение помощи.
Настолько услужливым Урахара Киске быть не может.
Ренджи, входивший в состав группы старших офицеров, направленных в Каракуру проконтролировать его отбытие за пределы города, это знает точно. Излучать гостеприимство и желание помочь Урахара не должен — не после того, что было год назад.
Не после того, как Готей его снова унизил.
— О чем вы так беспокоитесь, Абарай-сан? — спрашивает Урахара, разливая свежий чай по чашкам. — Если о Кучики-сан, то с ней все в порядке. Наверняка сейчас сидит в тепле и пьет чай, в точности как мы с вами…
Ренджи неуютно себя чувствует, выдавливая вежливую улыбку в ответ.
Дзинта презрительно фыркает и, бормоча какие-то гадости про него, отводит взгляд в сторону. Уруру разламывает печенье над тарелкой, собирая пальцем разлетевшиеся по столу крошки. Тессай сидит у входа, как будто ожидая, что еще кто-нибудь придет.
Вообще-то должны прийти.
Рукия и Ичиго.
Ренджи вскакивает с места, отпихивая тазик с водой.
— Извините, Урахара-сан, но я лучше к ним схожу и узнаю, все ли в порядке, — договаривает он, уже натягивая ботинки.
Острое чувство, что он давным-давно опоздал, сбивает с толку и мешает быстро завязать шнурки и броситься в ночь, под ливень, за Рукией.
— Они уехали полгода назад, — сообщает куда-то в пространство Урахара, лениво потягивая чай.
Тессай встает перед Абараем, загораживая выход.
— Кто уехал? — непонимающе переспрашивает Ренджи, оборачиваясь.
— Садитесь, Абарай-сан, вам торопиться некуда, — невнятно произносит Урахара, хрустя набитым в рот печеньем.
— Кто уехал? — повторяет вопрос Ренджи, отбиваясь от настойчивых попыток Тессая втолкнуть его обратно в комнату.
Гул в ушах — как от турбин самолетов, на которые они с Рукией когда-то давно ходили смотреть вместе с Ичиго.
Он над ними тогда долго смеялся — как они с Рукией восхищенно глазели на огромные стальные птицы, поднимающиеся с асфальта высоко в небо и царственно опускающиеся из пронзительной синевы на землю.
— Куросаки уехали, — буднично сообщает Урахара, как будто каждая третья среда второго месяца каждого второго полугодия — официально назначенный правительством Японии день для переездов всех семей с фамилией Куросаки. — Обувь-то снимите, Абарай-сан, прежде чем за стол садиться, — напоминает он, прихватывая с блюда новое печенье. — Полгода как уехали.
Ренджи замирает в расшнурованных ботинках. И даже послушно позволяет Тессаю отвести его к столу, совсем как маленького, и усадить на прежнее место.
— Ишшин-сан получил перевод на место главы реанимационного отделения в одной крупной больнице. Точнее сказать, к сожалению, не имею права, — Урахара с виноватой улыбкой разводит руками. — И переехал вместе с семьей полгода назад. Просил держать это в секрете столько, сколько получится.
Тессай сует Ренджи в руки очередную чашку с чаем и ждет, нависая неподвижной глыбой, пока тот сделает хотя бы пару глотков.
Хлопает задняя дверь магазинчика, и из непроглядной пелены дождя к ним, по-кошачьи грациозно отряхиваясь, заходит Йоруичи. Она оставляет за собой лужицы холодной прозрачной дождевой воды и свежий, со смесью ночной улицы и влажной травы с землей, запах.
Йоруичи, легко и невесомо ступая по скрипящим доскам, подбирается к Урахаре со спины и игриво сбивает с его головы панамку, перегибаясь через него к столу за блюдом с печеньем и булочками.
— Я переодеваться, — она выхватывает из рук Урахары чашку с чаем и, прихватив с собой выпечку, выходит.
И Урахара по-мальчишески глупо и довольно улыбается ей вслед.
Ренджи все кажется, что он тут не то чтобы совсем лишний — его и нет вообще. Потому что никому вокруг нет дела ни до него, ни до Рукии, ни до того, что…
— Да не беспокойтесь вы так, Абарай-сан, — Урахара отряхивает панамку и снова нахлобучивает ее себе на голову, сдвинув на самый затылок. — В доме наверняка оставили гостевые зонты. Кучики-сан по дороге обратно не промокнет.
Ренджи поднимает глаза от крошек на столе вокруг его тарелки и натыкается на открытый, до зубовного скрежета добродушный и обезоруживающе-простой взгляд Урахары Киске.
Какие к черту зонты?
— Хотите знать, Абарай-сан, почему вы год назад помогали мне паковать партию бракованных гиконганов? — заговорщицким шепотом спрашивает он, подпирая подбородок рукой и наваливаясь вперед, на стол.
Конечно, никакие гиконганы паковать Ренджи не помогал — карательный отряд не за тем нужен.
Тессай на всякий случай отходит к выходу — если вдруг кого ловить понадобится.
А Ренджи все кажется, что это он после ночного дежурства в третьем районе Руконгая едва-едва дополз до казарм шестого отряда и, обессиленный и вымотавшийся до предела, завалился отсыпаться в дальнем углу общей спальни. И снится ему какая-то несусветная муть про назначение на грунт на сто лет. Про уехавших куда-то Куросаки. Про фальшивую улыбку Урахары и потерявшуюся в дожде Рукию.
Вот, сейчас, прямо сейчас, случится что-нибудь совсем из ряда вон выходящее, и он окончательно поймет, что все вокруг — зыбкий, неправдоподобный, дурацкий сон.
И проснется.
С другой стороны, Дзинта кипятком его уже обливал.
— Абарай-сан, а вы не задавались вопросом, почему после моего ухода из Караркуры ваше начальство оставило здесь весь отряд омницукидо? — Урахара вертит в руках сложенный веер и все искоса поглядывает в коридор, надеясь сквозь тоненькую щелочку в седзи или хотя бы по отбрасываемым на тоненькую белую бумагу теням понаблюдать за процессом переодевания Йоруичи в соседней комнате.
Ренджи все больше и больше уверяется в том, что ночные дежурства в третьем районе, со всеми его пивнушками, ведут к переутомлению и идиотическим снам.
Потому что в реальности такого не бывает.
— Киске! — раздается возмущенный вопль, и Урахара уклоняется от метко пущенной в него через коридор детали гардероба.
Ренджи даже угадывать не хочет, какой именно. И щиплет себя изо всех сил за обожженную руку, надеясь, что проснется на засаленном футоне из кладовой под тоненьким покрывалом.
Носом в такую родную и до последнего выступа знакомую шершавую темно-серую в темноте каменную стену.
Чтобы ему за раз снилось про политические дрязги в Готее и голую Йоруичи — такого еще не было.
Даже после того, как они вдрызг разругались с Рукией — из-за Ичиго, между прочим, и из-за ее навязчивой идеи отправиться в Каракуру — и Ренджи пошел в одиннадцатый на их традиционную общеотрядную пятничную попойку.
— Абарай-сан, вы там не заснули? Может, чаю подлить? — заботливо интересуется Урахара.
На Рукию ему, конечно же, наплевать. И на Ренджи — тоже. И на все Сообщество Душ тоже. Проще сказать, до чего Урахаре Киске теперь есть дело, чем перечислять все то, что он бодро игнорирует, хрустя печеньем и подглядывая за разделившей с ним тяготы жизни на грунте Шихоуин Йоруичи.
Ренджи как-то боком, самым краешком сознания, лениво понимает, что у них-то и тягот особых нет. И начинает очень смутно догадываться-подозревать, что за весь чертов год чертов Урахара чертову Каракуру-то и не покидал вовсе.
Бывший капитан двенадцатого, хитрая и ученая изворотливая сволочь, снова обвел всех вокруг пальца и заставил сплясать под свою дудку. А потом, невинно похлопав глазами из-под полей полосатой панамки, радушно принял у себя новых наблюдателей за Каракурой.
Ренджи до смерти — той самой, которая у них зовется уходом на перерождение — хочется убраться с грунта как можно дальше и не появляться тут вообще в ближайшие сто лет.
Те самые чертовы сто лет, на которые он согласился, когда пошел следом за Рукией.
Не надо было с ней соглашаться.
— Так вот, Абарай-сан, вы не знаете, почему в отчетах за прошлый квартал причина таинственного исчезновения нового капитана отряда омницукидо указана не была? И всего отряда вместе с ним.
Урахара грызет печенье с таким яростным увлечением, с каким только капитан одиннадцатого отряда жаркими, мутно-тоскливыми и отвратно-безмятежными ночами полосует мечом манекены в тренировочном зале.
Когда до черных мушек в глазах и подступающей к горлу беззаветной ярости хочется кого-нибудь убить, а на расстоянии вытянутого занпакто только самые близкие, которые еще вроде как нужны.
Отчеты за прошлый квартал.
Ренджи вспоминает, что он те самые отчеты писал, переписывал, рвал на части и расписывал по-новой. Еще вспоминает сумрачно-замученный и вымороженный взгляд Кучики-тайчо, из раза в раз перечитывающего дурацкую писанину и возвращающего Ренджи листки с приказом снова все переписать.
Сам-то он уже давно закончил ту толстую кипу под грифом «секретно», что уйдет в архив клана. Туда — только правду. И напишет ее только Бьякуя — сухо, четко, с графиками, таблицами и подсчетами.
Ничего лишнего.
— А еще... — Урахара жмурится в предвкушении, потягивая чай, — пять наблюдателей за год, а, Абарай-сан? И ни одной пропавшей души — все как из задачки первого года Академии.
Чай он свой хлещет, как другие — саке.
Только не пьянеет ни черта.
— И восемь тысяч четыреста сорок четыре ложных вызова.
Это Ренджи тоже знает — научный отдел с ума сходил, не зная, на какие еще неполадки списать такие погрешности, если чертово оборудование наконец-то работает как часы и никаких посторонних завихрений потоков духовных частиц над Каракурой в ближайшие пять лет не предвидится. А только цифры не сходятся все равно.
Вот хоть они всем Готеем треснут, но все равно не сходятся.
Даже у до дрожи объективного Кучики-тайчо, столько бумаги перепортившего ночами, под тусклый свет фонаря и отвратно-горький, но дорогущий и специально для аристократов — не та родная простецкая бурда, которую льет Ренджи в чашку Урахара — чай, цифры о-го-го как не сходятся. До сих пор.
На Каракуре свет клином сошелся.
На кухне, через несколько тонких бумажных стенок и коридор, довольно мурлычет Йоруичи. Дзинта дергает Уруру за хвостики и требует, чтобы она живо отдала ту самую, очень вкусную и лучшую из всех печенюшку.
Урахара довольно лыбится и потягивает чай.
На Куросаки Ичиго свет клином сошелся.
Ренджи точно знает — сошелся, и еще как.
— Так вот, Абарай-сан, хотите еще одну загадку? — кажется, Урахара сейчас разомлеет окончательно и превратится в тягуче-рыхлое желе, утробно пробулькивающее от счастья.
А Ренджи ничего уже не хочет — его перехватывает во второй раз, еще сильнее, еще больнее, но уже окончательно. И разлитый по столу чай, и опрокинутые чашки, и закрывшая голову руками Уруру и даже спрятавшийся за спиной Урахараы Дзинта теряют свой естественный, реальный смысл.
Уехал, черт побери.
Ренджи выбегает на улицу, под дождь, прямо так — без ботинок, отпихнув в сторону растерявшегося Тессая.
— Абарай-сан! Вы как думаете, часто Готей отправляет лейтенантов… — выбегая следом, кричит ему в спину Урахара.
…в командировки на грунт на целую сотню лет?
Не чаще, чем уходящих с должности возвращают их руконгайским семьям и помещают сразу весь район на высокое денежное довольствие.
Ренджи знает, хлюпая мгновенно вымокшими носками по лужам, стопами чувствуя каждый камушек и неровность, что черта с два им с Рукией вот так запросто разрешили вернуться на грунт.
Он знает, подозревает и даже пытается докопаться до правды о том, что крутится вокруг них троих, подгоняемое с одной стороны Готеем, а с другой — Ренджи в этом теперь уверен — Урахарой.
Он согласился потому, что рассчитывал на Ичиго.
Думал, что втроем они смогут. Маленькая хрупкая Рукия, привыкшая терять всех, кто есть рядом, и потому не замечающая приросшего к ней, как тень, Ренджи. Он сам, вечно опаздывающий, всегда неуспевающий, постоянно идущий не той дорогой, совершенно не туда и совсем зазря — как бесполезная заводная игрушка. И солнечно-рыжий Ичиго, высыхающий и выкручивающийся наизнанку без силы и возможности защищать всех своих сломанных и потерянных близких.
Уж втроем-то смогут.
Только чертов Куросаки уехал с семьей из Каракуры. Как будто тоже знал, что их привяжет — цепью за шею и якорем на дно — к территории Каракуры, и на сто чертовых лет одной человеческой жизни они с Рукией не смогут пересечь границу города. Потому что должны наблюдать за порядком в ровном строю душ, перетекающих из мира этого в тот.
Ренджи рвется через стену воды, через глохнущие в сером и непроглядном светофоры и пустые улицы — Каракура его, чужака, путает и водит кругами, не позволяет найти — и не знает, кого ненавидеть сильнее: снова опоздавшего и опаздывающего опять себя или сломавшегося, а раньше становившегося сильнее после каждого испытания, Ичиго.
Они все в одной лодке, в конце концов.
Один сбежал, другой — опоздал. А Рукия сидит и ждет обоих, уже привычная, уже не боясь, что никто не придет.
В самый раз.
Горящие маяком в дождливой темноте окна кухни и комнаты Ичиго на втором этаже, и Ренджи благодарит в мыслях чертов холодный, пустой и совсем чужой город, который, сам того не желая, оказался на них подписан на целые сто лет вперед.
Стоя на пороге, мокрый с головы до пят, от побитого дождем вялым хвостом свисающего пучка волос до порванных на левой пятке в огромную круглую дырку носков, Ренджи вспоминает, что хорошо бы гигай и беречь теперь. Чтобы как можно реже видеться с Урахарой, чтобы не влезть в долги перед ним еще сильнее и не дать случайно шанса потребовать плату вперед.
Первый этаж — пустая коробка. Без мебели, без всего — только одинокая стайка гостевых зонтов у входа подмигивает ядовитым зеленым и розовым.
Нет, ради Ичиго Ренджи пойдет. Потребует, чтобы Урахара помог, научил — как он умудрялся целый год оставаться на том же месте, легко нарушая границы запретной зоны. Чтобы можно было пообещать Рукии и не бояться, что обещание не будет исполнено. Чтобы найти усталого рыжего ломанного-поломанного труса — Ренджи сначала за ним наблюдал, с молчаливого одобрения Кучики-тайчо и втайне от Рукии, наблюдал, каждый раз себе напоминая, чтои зачем, а потом и сам устал и выдохся еще сильнее, больше не смог — найти его, встряхнуть хорошенько и вернуть.
К ним, чтобы рядом был. Чтобы крутился под боком, жил дальше, сражался плечом к плечу с Пустыми и полыхал реяцу.
А Ренджи, так и быть, готов не быть центром Вселенной.
Потому что это тоже искусство — идти за кем-то.
Рукия с газетой в руках сидит на полу, там, где раньше был встроенный в стену шкаф и на две полки выше лежал свернутый, дожидаясь ее, матрац. Читает объявления о сдаче квартир, обводит заинтересовавшиеся огрызком карандаша и прихлебывает чай из беленькой гостевой чашки.
Ренджи кажется, что дождь и чай как-то связаны — одно как наказание за другое.
И мигающая лампа под потолком — тоже.
Они не потянут вдвоем этот дом — Рукия хочет, очень хочет, Ренджи угадывает это каким-то внутренним чутьем, натренированным не в боях, а в те моменты, когда оказывалось, что он снова опоздал. А еще догадывается по жирно обеденному самому первому объявлению. Тому, в котором что-то про сдачу дома «в тихом и живописном спальном районе». В котором говорится про рай для молодой семьи и бесплатную перепланировку.
У них же под боком до сих пор пустая, со всеми ее призраками, запахами и памятью, клиника.
Они этот дом не потянут. Даже сложив два офицерских оклада и замечательную лейтенантскую надбавку. Выпрашивать деньги у брата Рукия не пойдет, а Ренджи даже не подумает об этом.
А работать, как все простые смертные, они не должны — их дело этих смертных провожать в новую жизнь.
Гигаям нужна пища, отдых и здоровый сон.
А их хозяевам нужен Ичиго.
И хочется этот дом.
Одного нет, второе слишком дорого.
Значит действительно придется первое время пожить у Урахары.
Прислонившийся к стене Ренджи, отмокающий в натекшей с него же дождевой воде, кривится, как от зубной боли.
Носящиеся по дому Уруру с Дзинтой и отправляющий их подметать дворик перед магазином Тессай. Возвращающаяся по вечерам Йоруичи, лениво прогуливающаяся по кухне в поисках ужина. Добродушно улыбающийся Урахара, напоминающий, что Готей приказал ему быть максимально полезным, и потому — добро пожаловать…
Рукия пьет свой чай, от одного вида которого Ренджи уже воротит, и помечает кружочками и галочками подходящие им предложения о съеме квартир.
Она уже все знает — догадалась. Она, в отличие от Ренджи, всегда все делает вовремя и никогда не опаздывает.
— Будем ждать, — говорит он.
Не спрашивает, потому что знает — им больше ничего и не остается. Ждет, что Рукия согласно кивнет, подтвердит, и тогда Ренджи сможет пообещать ей, что из-под земли Ичиго достанет, силком приволочет с другого конца света и выцепит его даже с того самого, от которого они на сто лет отрезаны, света.
Рукия поднимает на него глаза и, рассеянно улыбаясь, кивает. Она все решила давно — еще когда подавала прошение Ямамото-сотайчо о столетней командировке на грунт наблюдателями.
Шум дождя за окном стихает — Каракура или смирилась с их присутствием или, довольная тем, что все мыши собрались в одном месте, собирается захлопнуть мышеловку.
— Первое время можно у Урахары пожить. Он вроде согласен, — Ренджи садится рядом, обнимая Рукию за плечи. «Урахара нас приглашал» как-то не звучит. И настолько далеко от истины, что соврать не получается.
Несмотря на то, что он хотел бы. Но все равно же не получится.
— Придурок, отодвинься, ты мокрый весь! — Рукия отпихивает его в сторону и ощупывает влажную ткань на спине. — На, выпей горячего, насморк подхватишь…
Обоих одновременно посещает мысль о том, что гигаи теперь нужно беречь.
— У Урахары чаю напился на сто лет вперед, — шутит Ренджи, отодвигая чашку.
Шутка выходит кислая, дурацкая и совсем несмешная.
— Слушай, а если… — Рукия со вздохом поправляет завернувшийся рукав и пододвигается ближе, кладя голову ему на плечо, несмотря на то, что Ренджи насквозь мокрый, холодный и снова опоздал везде, где только смог.
Остро-горькая реяцу, сыпучая и безразлично-прохладная, как белый, выгоревший под луной, песок Уэко Мундо придавливает обоих к полу так, что ни вздохнуть, ни пошевелиться.
Каракура собрала мышей в одном месте и привела своего кота.
Новый гигай слишком узкий, слишком тугой и у Ренджи не получается покинуть его быстро, чтобы одним махом разрубить высунувшуюся из стены оскаленную морду Пустого. Зато успевает оттолкнуть в сторону Рукию, и удар когтистой лапы в кольце из неровно отросшей рыжей шерсти приходится по нему одному.
— Ренджи!
Ну хоть в чем-то он наконец успевает вовремя.
Пронзительно-карие глаза на оскаленной морде смотрят внимательно и сосредоточенно. Так, как обычные Пустые не смотрят.
И он вылезает полностью, бело-красно-рыжий, с хвостом длинным и гибким, как у ящерицы. Гибрид чего-то с чем-то, образующий монстра. Умного и хитрого монстра.
С трудом выбираясь из гигая, Ренджи думает, какого черта Готей упустил из виду такую здоровую бестию. И почему Каракуру до сих пор не захлестнули массовые смерти.
Такая туша душ должна жрать прилично и своих — Пустых — не меньше.
Забимару сталкивается с гребнем на хвосте — выступ к выступу, острие на острие — и застревает между двумя зубцами.
— Реви, Забимару!
Ренджи отскакивает назад — им выстреливает в стену раздвигающийся занпакто, самой своей широкой частью застрявший где-то в основании хвоста, между толстыми и острыми гребнями.
Пустой смотрит с издевкой.
И топчет гигай Ренджи, дерет его когтями и скалится.
Знает, гадина.
— Ренджи, осторожно! Соде но Шираюки, первый танец!
Потолок с крышей вышибает разом. А Пустой, кольцом обвившийся вокруг ледяной глыбы, только пару клоков ярко-рыжей шерсти потерял.
Освободившийся Забимару, провисающий скопищем оборванных проводов, возвращается в нормальный размер.
— Он мне гигай разодрал в мясо, — Ренджи следом за Рукией выскальзывает наружу, сразу же отскакивая от глыбы льда, дыры и Пустого на другой край крыши.
Снаружи свободы больше, есть где разгуляться.
Но дом все равно жалко — обидно, когда у дорогой и уютной мечты проламывается крыша.
Пустой выбирается за ними. И внимательно смотрит-изучает, ожидая момента, когда вкусных шинигами можно будет подловить и сожрать.
— Ты как, не ранена?
Рукия, помотав головой, соскальзывает по воздуху в сторону, наблюдая за реакцией Пустого. А тот следит. Косит умными карими глазами на Рукию, но плоская морда повернута к Абараю. Не хочет упускать из виду обоих, подбирается, готовясь к атаке, и ждет, наполовину прячась за ледяной глыбой.
Чтобы Готей такую тварь да с такой реяцу пропустил — это суметь надо.
Ренджи неожиданно ясно понимает, кому именно — суметь. Чтобы никто не увидел и не узнал, чтобы не забеспокоился и не поднял тревогу. Так совсем немногие могут.
Вдохновленный догадкой, он пропускает момент, когда Пустого надо отвлечь на себя, чтобы Рукия смогла зайти монстру за спину и снова ударить.
— Реви, Забимару!
Занпакто выстреливает не в Пустого — его там уже нет, он несется на вскинувшую перед собой в защитном жесте острие меча Рукию — а в тающий лед, выбивая осколки и брызги воды.
Год дежурств по спокойному и притихшему Руконгаю, год беспросветной бумажной работы и редкие-редкие — Готею после войны больше нужны канцелярские крысы, чем воины — тренировки с отрядом.
И он уже не может справиться с каким-то Пустым, с хитрым и голодным адьюкасом, который даже до арранкара не дорос еще.
Второй удар Пустой ловко отбивает хвостом и, перемахнув через Рукию и прижимая ее к ледяной стене, легко уворачивается от третьего. Как будто зная, как Ренджи будет его атаковать.
А дальше Пустой почему-то медлит. Смотрит на Рукию и чего-то ждет, вглядываясь, всматриваясь и, Ренджи даже кажется, принюхиваясь.
Момент удачный и если снова не успеть…
— Реви, Забимару!
Пустой ведет себя так, как не должен вообще: загораживает Рукию — как будто Ренджи окончательно сошел с ума и собирается атаковать ее — и, вцепившись когтями в хрустящую и ломающуюся под ним черепицу, с сильным, коротким замахом, бьет хвостом.
Так, чтобы занпакто от удара отшвырнуло в сторону и Абарая поволокло по крыше и воздуху следом. И чтобы невнятная, рыже-бело-красная помесь ящера с кошкой могла и дальше с безопасного расстояния внимательно наблюдать за ним умными карими глазами, закрывая собой Рукию.
Ренджи обещает себе разобраться с Урахарой, как только хвостатая тварь отправится на перерождение.
А Пустой снова поворачивается к Рукии и замирает, даже не пытаясь ее атаковать. И она тоже не атакует, не перемещается с помощью шунпо, чтобы ударить с дальней позиции льдом. Сосредоточенно изучает плоскую зубастую маску Пустого, опустив занпакто, хмурится и робко тянет вперед руку, будто желая провести пальцами по костяным белым с красным выступам.
— Ренджи, — зовет Рукия, оборачиваясь на него, напряженная и собранная, как натянутая до предела струна.
Они оба понимают, что в этот раз все пошло не так. И дело тут вовсе не в позабытых — нет, такое не забывается, не после того, как доводится до автоматизма день за днем — навыках и упущенном времени.
Обычные Пустые — квинтэссенция эгоизма. Воплощенные инстинкты, среди которых выживание всегда стоит на первом месте. Чтобы жить, они должны убивать и пожирать, и шинигами в их рационе — самое лакомое, самое желанное блюдо.
Адьюкасы стоят на следующей ступени, и их даже можно с натяжкой назвать разумными. Но не настолько, чтобы они бросались защищать чужие жизни. Жизни шинигами.
А это значит, что Пусто что-то задумал. Скрывающий его так долго ото всех Урахара не мог не научить хитрую тварь всяким фокусам.
— Ренджи, мне кажется, это… — медленно начинает Рукия, глядя на него со странной смесью беспокойства и жалости.
Пустым доверять нельзя.
Да никому даже в голову не придет им доверять.
И Абараю тоже.
— Банкай!
— Ренджи, нет!
Раскручивающийся в гигантскую костяную змею Забимару закрывает весь обзор, но Ренджи успевает увидеть, как Пустой коротко тыкается мордой в протянутую к нему ладонь Рукии и, на мгновение вжавшись всем телом в крышу, выпрыгивает вперед.
Быстро, слишком быстро, таким бывает только шунпо.
И Забимару не успевает, медленно раскручиваясь во множестве своих костяных колец, защитить хозяина на близкой дистанции.
Ренджи чудом уворачивается, не позволяя закованной в кость и чешую туше Пустого снести себя, проломив все кости. Но тот, проскакивая и тормозя когтями об воздух, успевает задеть хвостом так, что Абарая вминает в крышу дома под ними.
Кажется, коммунальный надзор Каракуры получит сегодня целых два извещения об утечке газа.
— Ренджи, подожди, — Рукия мгновенно оказывается подле него, не давая подняться, — не шевелись.
— С ума сошла? — он отплевывается кровью, чувствуя мучительно-острую боль в боку.
Забимиру вьется вокруг них, не подпуская ближе мечущегося на грани досягаемости Пустого.
— Здесь что-то не так, — торопливо произносит Рукия, — знаешь, у меня такое странное чувство…
— Это всего лишь чертов Пустой, — перебивает ее Ренджи. Морщась и прижимая руку к боку, он с трудом садится. — Просто пробравшийся в Караркуру адьюкас.
Конечно же, он тоже чувствует, что они снова вляпались в какую-то очень хитрую и сложную дрянь. И что во всем этом крепко-накрепко замешан Урахара Киске.
Рукия с тревогой во взгляде следит за мечущимся перед безуспешно щелкающим костяной пастью Забимару Пустым и силой удерживает Абарая за плечи, чтобы тот не вскочил и не кинулся снова в бой.
— Подожди, Ренджи, — просит она, не отводя глаз от ярко-рыжей шерсти Пустого. — Просто подожди. Понимаешь, мне почему-то кажется… — неуверенно начинает она.
И тут же замолкает, обрывая фразу, напряженно хмурясь и закусывая губу.
Ее пальцы все еще чувствуют беззлобно-ласковую прохладу белой маски.
— И вы совершенно правы, Кучики-сан.
Они с Ренджи синхронно оборачиваются, отвлекаясь. Отвлекается и Забимару, упуская юркого Пустого, наконец-то обнаружившего брешь в защите и получившего возможность пробиться к своей цели.
Ренджи, глядя снизу-вверх на широко улыбающегося им Урахару, поправляющего постоянно сбиваемую ветром с головы панамку, думает, что желай Пустой их как можно быстрее сожрать, он бы уже давно это сделал.
Похоже, цель у него все-таки другая.
Пустой с грохотом обрушивается на крышу, не ожидая, что сопротивления больше не будет вовсе, и настороженно водит костяным носом по воздуху, принюхиваясь.
Ренджи все кажется, что это еще одна из крайне простых и до ужаса абсурдных загадок Урахары — только вся в белой кости с красной чешуей и рыжим мехом. А ответ — еще проще, чем загадка — вот он, прямо перед их же с Рукией носом. Совсем рядом, в окружающем их воздухе, в прищуре карих глаз Пустого, в обнажившим Бенихиме Урахаре.
В них самих, черт возьми.
Он на ладони — этот ответ.
И как же все-таки невовремя Ичиго уехал из Караркуры…
Рукия застывает каменным изваянием в его руках, и Ренджи понимает — догадалась, нашла ответ. Осталось только осознать и принять его.
Она, пошатываясь, поднимается с колен, и осторожно, словно крыша под ее ногами вот-вот обвалится, и Рукия рухнет — уже рухнула, догадавшись — куда-то глубоко вниз, в непроглядную темноту, идет к Пустому.
Тессай, усевшийся рядом с Абараем, скрещивает руки на груди. Ренджи чувствует — в любой момент готов связывающее кидо наложить. Точно как Урахара — атаковать.
Но почему-то ждут.
— Да вы не беспокойтесь, Абарай-сан, — привычно тянет Урахара с улыбочкой. — Он ни за что не тронет Кучики-сан…
А они здесь, готовые к бою, просто так, для красоты нужны, хочет сказать Ренджи.
— А мы здесь из-за вас, — отвечает его мыслям Урахара.
Пустой — то ли ящер, то ли кот, то ли нечто уродливо-третье — настороженно косит глазами в их сторону и доверчиво подставляет морду ладоням Рукии.
— Ренджи, — зовет она срывающимся голосом. — Ренджи, ведь это…
— Ну? Да вы скажите, Кучики-сан, — поощряет ее Урахара, — а не то Абарай-сан так и будет мучиться в догадках.
Ее плечи коротко вздрагивают, но Рукия молчит.
Пустой в ответ на поглаживания — Ренджи видит, как ее пальцы ласково скользят по белым костяным чешуйкам — испускает неприятно-резкие, низкие и режущие звуки.
Это он так колюче-угрожающе урчит от удовольствия.
— Абарай-сан, я вам так и не сказал, почему Ишшин-сан уехал, — Урахара, опираясь на Бенихиме, наблюдает за ластящимся к Рукии Пустым.
— Его же вроде перевели куда-то, — вспоминает Ренджи.
Он тоже смотрит на Рукию. На ее мелко вздрагивающие плечи и трясущиеся, резкими и обрывочными движениями оглаживающие шкуру Пустого пальцы.
Плачет?
С чего бы?
— Это было следствие, Абарай-сан. Вы его с причиной перепутали, — лениво поправляет его Урахара. — Нелегко, знаете ли, жить в городе, в котором сначала жена погибла, а потом и сын, — невзначай добавляет он.
— Наверное, — отстраненно соглашается Ренджи.
— Ишшин-сану ведь еще двух дочерей растить, — буднично продолжает Урахара. — Им тоже смена обстановки только на пользу пойдет.
Смысл сказанного до Ренджи доходит с трудом, рваными, не укладывающимися в голове кусками.
— Что значит…
— То и значит, — прерывает его Урахара, глядя в упор. — Полгода назад Куросаки Ичиго погиб, защищая от Пустых свою сестру.
Ренджи чувствует, как на несколько секунд все внутри скучивается в тугой до боли узел и ухается куда-то вниз. А потом снова приходит спасительная догадка, и по телу разливается успокаивающее тепло вперемешку с сонной, тяжелой вялостью после боя.
Не обращая внимание на боль в боку — наверняка ребра поломал — он поднимается, опираясь на вернувшийся в прежнюю форму занпакто.
— Вовремя вы, конечно, сообщили, Урахара-сан, — ворчит Ренджи, — нам теперь в Руконгай…
— Его нет в Руконгае, — жестко произносит Урахара Кисе.
Ренджи сглатывает и переводит взгляд на Пустого и Рукию.
— Вам же объясняли в Академии, Абарай-сан, что гиллианы способны сохранить индивидуальность, если среди слившихся Пустых попадется один с достаточно сильной волей.
Он понял, как несколько минут назад поняла Рукия. Но ей принять было легче — у этих двоих же чертова всепрощающая и всепобеждающая вечная любовь, как в тех сказках.
А Ренджи тут так просто. Мимо проходил и случайно затесался в их ровную и стройную парочку.
Он не хочет переспрашивать, произносить вслух эту ересь, давая ей пусть в реальность, делая ее действительностью. Материализуя.
Потому что глубоко внутри он-то все еще надеется, что это Урахара перепутал. Или так издевается, на что, в общем-то, вполне имеет право.
— Куросаки Ичиго прямо перед вами, Абарай-сан, — мягко говорит Урахара и подталкивает Ренджи в плечо. — Идите. Он не нападет.
Ренджи идти не хочет — он не Рукия, не обязан принимать и смиряться. Он может плюнуть на все приказы и отправиться искать Ишшина по всей Японии — чтобы потребовать у него объяснений. И живого Ичиго.
Не того монстра с умными понимающими глазами на морде Пустого.
В голове гудящее море вопросов, один — хуже и больнее другого.
— Он что-нибудь помнит? — спрашивает Ренджи, свободной рукой ощупывая онемевший бок.
Тессай сразу бросается к нему оказывать бесполезную первую помощь, но Ренджи его отталкивает.
— Так помнит что-нибудь или нет? — срывается он.
— Не надо так шуметь, Абарай-сан, — морщится Урахара. — Сомневаюсь, что у него есть какие-то конкретные воспоминания — Куросаки-сан едва-едва в адьюкасы выбрался. За полгода, я вам скажу, прогресс невиданный, потому что…
— Он вспомнил Рукию, — обрывает его Ренджи.
Безликое «он» и никаких «Ичиго».
Да, он все еще отказывается верить и привычно упирается.
— …потому что у обычных Пустых десятки лет на это уходят, — с нажимом продолжает Урахара. — А Кучики-сан он не помнит. Куросаки-сан помнит свой инстинкт защищать, направленный на нее. Что он про вас думает — и думает ли вообще — я не знаю. Может быть считает, что вы соперники. Или враги. Хотя последнее маловероятно — он же вас убить не пытался.
— Это вы называете — не пытался? — Ренджи указывает на дыры в крышах и стенах.
— Абарай-сан, не обманывайтесь, — Урахара возвращает Бенихиме в трость. — Вы же чувствуете его реяцу. Куросаки-сан в первые же дни после своего… своей смерти сожрал оставленный на грунте для наблюдения отряд омницукидо вместе с их капитаном. Без особого труда — сам видел, но тогда решил, что лучше будет Куросаки-сану первое время на глаза не попадаться. Пустой из него, знаете ли, удивительнейший вышел…
Ренджи трет лицо рукой, все меньше и меньше надеясь, что дурная реальность отступит и окажется сумасшедшим сном после попойки в одиннадцатом.
Он даже готов себе пообещать не притрагиваться к саке лет двести.
Только бы все это… ушло.
— Он вспомнит? — с трудом спрашивает Ренджи. — Я имею в виду — Ичиго нас вспомнит по-настоящему?
Все, сказал. Признал.
Опоздал.
— Очень даже может быть. Когда наберет силу и станет настоящим адьюкасом. А может быть и чуть позже — когда до арранкара дорастет. С его скоростью эволюции, думаю, это случится очень скоро.
— А это так важно — как быстро Ичиго будет эволюционировать?
Ренджи готов спрашивать о чем угодно, лишь бы не оставаться наедине с мыслями и чертовым ощущением вины за то, что тогда, полгода назад, глядя на высыхающего, тающего на глазах Ичиго, не нарушил чертов приказ и не выпросил у Урахары гигай.
Хотя тогда-то он еще не знал, что Урахара Киске всех обставил и остался в Каракуре.
Можно было хотя бы к двенадцатому пойти — удерживать все в тайне стало бы гораздо сложнее, и никто не обещал, что они согласились бы…
Но так Ренджи попытался бы сделать хоть что-нибудь.
Он бы не опоздал снова.
— Конечно важно, Абарай-сан, — отзывается Урахара, наблюдая за притихшим рядом с Рукией Пустым. — В большинстве своем, Пустые не помнят прошлого потому, что требуется слишком много времени для эволюции в относительно разумную форму. Многие и многие годы. К тому же в Уэко Мундо редко выживают те, кто цепляется за воспоминания и отказывает своим инстинктам выживания. Пустой без инстинктов — всего лишь корм для таких же, как он.
— И что нам теперь делать?
В этом был весь Ичиго — идти напролом и сражаться даже тогда, когда сил нет совсем. Таких сил.
Так и не смирился с тем, что перестал быть шинигами и защита близких от Пустых — больше не его забота. Не смог позволить себе переложить ответственность на других.
Чертов эгоист.
Ренджи с ухмылкой прикрывает глаза.
Ну и они-то не лучше.
— Вам? Понятия не имею, — пожимает плечами Урахара. — А Куросаки-сану нужно постоянно поедать других Пустых, если он не хочет снова стать гиллианом. Впрочем, он-то как раз это хорошо знает — инстинкт гонит вверх по эволюционной лестнице. И с этим проблем не будет, — Урахара достает из кармана маленький черный диск, — я ему призываю иногда десяток-другой, когда несколько дней подряд в Каракуре никто не появляется.
Это аморально и запрещено. Ренджи морщится — и только.
Если они хотят, чтобы Ичиго эволюционировал быстрее, Пустых нужно больше.
— Нужно как-то скрыть его от Готея, — начинает Ренджи, — мы с Рукией наверное сможем…
— Вам не кажется странным, что и без вас Готей уже полгода как успешно сам игнорирует реяцу Куросаки-сана? — спрашивает Урахара, глядя на него со странной смесью удивления и недоверия.
— Игнорирует? — переспрашивает Ренджи.
Он успешно перескочил по шкале осознания пункты «черт, кажется, Ичиго стал Пустым» и «вот ведь черт, какая же дрянь приключилась», перейдя сразу к сути.
Страдать за них двоих будет Рукия. А он, раз Ичиго еще очень долго ничего не будет решать, должен позаботиться обо всем остальном.
Кто-то же должен из них троих взять это все на себя.
И в награду обрести возможность не думать о том, как же все отвратно складывается.
— Абарай-сан, вы не оглохли случаем? Может Куросаки-сан вас ударил слишком сильно? — заботливо интересуется Урахара, заглядывая ему в лицо. — Готей-13 отправил на грунт отряд омницукидо во главе с капитаном. И ничегошеньки не сделал, когда все они пропали. А за ними — несколько наблюдателей подряд. И еще несколько тысяч Пустых. Мне кажется, еще более явно продемонстрировать свое пренебрежение просто невозможно.
Пункт «дела идут совсем отвратно» кажется Ренджи очень близким и легкодостижимым.
— То есть, они там все знают? — медленно спрашивает он.
Рукия оборачивается, продолжая гладить разомлевшую костяную морду Пустого, и улыбается им сквозь слезы. Слишком жалко и потерянно.
Она на все готова, чтобы больше никого не терять и не испытывать жгучую, глухую боль внутри. Даже готова принять Ичиго-Пустого и терпеливо дожидаться, пока из монстра поменьше он дорастет до настоящего чудовища.
Тоже эгоистка та еще.
Ренджи вздыхает.
Ну, они все хороши, если так подумать.
— Конечно знают, — кивает Урахара. — Вы бы все-таки дали себя подлечить, Абарай-сан. А то вам скоро о себе волновать нужно будет, а не о судьбе Куросаки-сана — тут не Сообщество Душ, концентрация духовных частиц гораздо ниже, и заживает все дольше.
Ренджи только отмахивается. Его беспокоит другое. И он готов голову дать на отсечение, что Урахара знает, что именно.
— Нас сюда послали не наблюдателями, точно? — спрашивает Ренджи, уже зная — догадываясь, но всеми силами давя внутри неприятную мысль — ответ.
— И наблюдателями тоже, — рассеянно отвечает Урахара, делая несколько шагов вперед с пустыми, открытыми в знак приветствия и мирных намерений, руками — к осторожно приближающемуся к ним Пустому.
К Ичиго, поправляет себя Ренджи.
Рукия не торопится идти следом — смотрит на них, склонив голову на бок и сцепив дрожащие руки в замок.
Ренджи каким-то тем самым шестым чувством угадывает, что ей сейчас нет никакого дела ни до Готея, ни до Урахары, ни до него. Ее совершенно не интересуют заговоры и интриги вокруг.
Она наконец-то нашла Ичиго — и это главное.
— Мы с Куросаки-саном даже сдружились, — сообщает Урахара, когда Пустой по короткой дуге обходит его и направляется к замершему по стойке «смирно» Тессаю. — За полгода он ко мне даже привык и больше не пытается перекусить горло.
На Ренджи Пустой — Ичиго, черт побери, Ичиго — смотрит с подозрением.
— Это потому, что вы ранены и весь в крови, Абарай-сан. Говорю же — дайте вас перевязать, Куросаки-сану все-таки соблазн сильный — последнего наблюдателя-шинигами он месяца два назад пожрал. А вы и сами знаете, какой вы все для Пустых деликатес.
Вы все.
Ну да, а он тут вроде как и ни то, ни се. Посторонний.
— Готей знал, что Ичиго стал Пустым? — прямо спрашивает Ренджи, не мешая подкравшемуся сзади Тессасю осматривать раненый бок.
— Скорее — подозревал, — Урахара прячет приманку для Пустых в другой карман, потому что Ичиго неожиданно серьезно интересуется левым карманом его халата. — И что я в Каракуре — тоже. Можете не верить, Абарай-сан, но я вообще ничего не делал, чтобы скрыть свое присутствие.
И Ренджи, конечно же, не верит. Не подстраховаться Урахара не мог.
— Тогда зачем нас отправили?
— А зачем еще отправляют на грунт офицеров высокого ранга, один из которых еще и лейтенант? Чтобы быстро и бесшумно устранить проблему. Ну и может быть даже геройски погибнуть во время выполнения задания.
Ренджи, конечно, иллюзий не питает насчет благородства намерений руководящего состава Готей-13 — долг превыше всего, это уже где-то на уровне подсознания залипло — но это уже слишком.
— Лжете, — коротко бросает он.
Ичиго, оставив в покое карманы Урахары, наконец-то идет к нему — осторожно ступая по крыше, напрягшись до предела и готовясь в любой момент ударить.
Они просто идиоты, что не догадались сразу.
И конченные эгоисты, потому что каждый зарылся в себе и своих страхах, и на реальность старался не обращать внимание до последнего.
Они бы с Рукией могли попытаться бежать гораздо раньше — на Грунт, к Ичиго. Но и он, чертов самоуверенный гад, мог бы дождаться их.
— К сожалению, Абарай-сан, я не лгу, — качает головой Урахара. — Когда эксперимент выходит из-под контроля, лучше как можно быстрее избавиться ото всех, кто был с ним связан.
Эксперимент.
Тессай, держа раскрытые ладони перед собой отходит, пропуская к Абараю Пустого.
Ичиго, о чем Ренджи уже устал себе напоминать.
Ну конечно, эксперимент. Все одно и об одном и том же.
Ренджи и рад бы быть ничего не понимающим дураком, только такой возможности ему никто не дает.
— Вы опять пытались создать Хогиоку? — устало спрашивает он у Урахары.
Ичиго тыкается носом в его рану на боку, и Ренджи пытается его отпихнуть.
Рука мгновенно оказывается в пасти Пустого. Спасибо хоть не перекушенная.
Рукия, наблюдающая за ними издалека, с другого края крыши, тихонько посмеивается, прикрывая рот ладонью.
Смешки выходят какие-то полупридушенные.
— Вы не дергайтесь, Абарай-сан, — с любопытством наблюдая за тем, как Пустой принюхивается, втягивая в себя запах крови Абарая, советует Урахара.
— Вам-то смешно, — Ренджи морщится, когда длинный, шершаво-колючий язык проходится по больному месту. — Эй, ты что делаешь-то? — спрашивает он у сосредоточенно лижущего ему бок Ичиго.
— Все в порядке, Ренджи, Ичиго так извиняется, — с улыбкой объясняет Рукия, повышая голос, чтобы он услышал.
Ренджи себя чувствует главой чертового семейства сумасшедших. И он тут самый главный псих.
Бок ноет, раны жжет чужая реяцу и все внутри непривычно напряжено.
А Рукия смотрит на них и тепло улыбается, как всеобщая мамаша, наконец-то нашедшая своих непутевых детей.
Ренджи уверен, даже Ичиго на уровне своих Пустых, животных инстинктов считает себя главным. Вожаком стаи.
Ну да, у них так всегда. Воссоединение семьи, ну а как же?
— Хогиоку пытались создать в Сообществе Душ, Абарай-сан, — Урахара садится на корточки сбоку от Ичиго и тянет к нему руку — почесать чешуйчатый бок и запустить пальцы в рыжую шерсть.
Тот угрожающе рычит-шипит.
— Хорошо, Куросаки-сан, не мешаю, — Урахара тут же с улыбкой отодвигается и, поднимаясь на ноги, отходит в сторону. — Я отказался принять участие в его создании, и поэтому год назад руководство Готей-13 решило оградить место и объект эксперимента от моего, скажем так, вмешательства. Поэтому же вас, Абарай-сан, вместе с другими офицерами и отправили тогда на грунт.
— Вы отказались? — с недоверчивым смешком спрашивает Ренджи, потирая зудящую кожу на боку сквозь рваную ткань косоде. Жжение прекратилось, боль ушла.
Пустой, пренебрежительно фыркнув, снова идет к Рукии.
С Ичиго все как всегда.
— Они пошли не тем путем, — коротко поясняет Урахара. И замолкает ненадолго. — Так вы спрашивали, что делать дальше, Абарай-сан? Куросаки-сан должен вернуться в Уэко Мундо. Его место там.
— Ну и почему же вы его туда сами не отправите?
Ренджи наблюдает, как Ичиго, возвращаясь к ним, тянет за собой Рукию.
Тоже что-то чувствует. Или может догадывается — черт их разберет, этих Пустых с их инстинктами.
Урахара снова надвигает панамку на глаза и смотрит хитро-хитро, так, что Ренджи сразу понимает, у него причин всегда и на все припасено — воз и маленькая тележка. И все конечно очень важные.
Можно было даже не спрашивать.
— Ждал вашего с Кучики-сан возвращения, — вздыхает он, коротко кивая подошедшей Рукии. — Куросаки-сану нужен кто-то рядом, чтобы напоминать о прошлом и о том, где его ждут и куда он должен вернуться, когда снова станет самим собой.
Они все, конечно, тоже очень хороши, думает Ренджи. Никто даже не спрашивает Ичиго, чего он хочет. И не важно, что он не ответит.
С другой стороны — восемь тысяч сожранных Пустых и еще ни одного сообщения об атакованных в Каракуре людях. Может быть его воля — в этом?
— На сто лет в мире живых вы привязаны к Каракуре, — Урахара переводит взгляд на белую каменную маску Ичиго. — Возвращение в Сообщество Душ будет означать досрочное прекращение миссии на грунте. Но за Уэко Мундо не следит никто.
— Тогда мы отправимся туда вместе с Ичиго, — решительно заявляет Рукия.
У нее наконец-то есть право голова. Возможность что-то сделать для Ичиго, чтобы больше не мучиться раскаяньем и не гадать — потеряла ли она его, как теряла до сих пор Ренджи — давным-давно, в Академии, почти насовсем, почти навсегда — и Кайена.
Она может что-то исправить впервые за свою долгую жизнь.
Рукия обязательно воспользуется этим шансом. Она не опоздает.
Только Ренджи знает, что так просто Урахара их обоих не отпустит. Не бывает все так замечательно, когда вокруг — унылая дрянь.
— Я лучше останусь, — хмуро сообщает он, не глядя на Рукию. — Кто-то должен вас прикрывать перед Готеем.
— Ренджи! — возмущенно вскидывается она. — А как же мы?
Этим «мы» она бредит уже год. По сути-то и нет никакого «мы», и семья-то их не семья вовсе.
И Ренджи тоже эгоист тот еще, и больше всего на свете боится опоздать и потерять окончательно. И они оба — не-его Ичиго и Рукия — конечно же много лучше.
Его яркий, немеркнущий маяк впереди.
Ну так пусть и будут маяком дальше, пусть светят. А уж он-то до них как-нибудь доберется.
— Абарай-сан прав, — важно кивает Урахара. — Кто-то должен остаться и поддерживать контакт с Готеем-13. И защищать Каракуру, что тоже немаловажно — Куросаки-сан этого очень хотел бы.
Она ничего не слышала и не знает, что Готею интереснее наблюдать со стороны, что же выйдет из нового ручного монстра — тварь пострашнее, похуже всего того, что уже было, или преданный и послушный цепной пес.
Рукия переводит взгляд с Абарая на Урахарау и потом — на Ичиго.
Ренджи видит облегчение на ее лице — в кои-то веки он сам решил за нее. И ей не нужно делать выбор. И она может уйти.
— Когда Куросаки-сан научится открывать гарганту, будете нас навещать, — фальшиво-бодро тараторит Урахара. Чувствует момент. — Думаю, к этому времени мы с Абарай-саном в этой ситуации разберемся и все утрясем. И он даже сможет отправиться к вам.
Утрясут они, ну как же. До второго карательного отряда — уже капитанского — обязательно дело доведут. И до новой экспедиции в Уэко Мундо.
Ренджи представляет, что будет, если он снова не успеет, и все повалится на плечи Ичиго с Рукией.
Ничего хорошего — вот что.
— Думаю, Йоруичи-сан уже все подготовила, и вы можете отправляться, Кучики-сан. Врата я установил еще вчера утром, — Урахара поворачивается на восток — к светлеющему и расплывающемуся розоватой дымкой за кромкой домов небу.
Светает.
Урахара как всегда все знал наперед. Наверняка, все полгода готовился, ждал их.
— Вы идите с Ичиго, я нагоню, — Ренджи крепко обнимает Рукию, прижимая ее к себе, и, не давая лишнего шанса засомневаться и попытаться задержать ее, почти сразу отстраняется. — Попрощаемся там.
— Ренджи…
— Иди. Сказал же, нагоню вас.
Ичиго-Пустой смотрит хмуро — черт возьми, точно так же, как и всегда, когда Ренджи тянет геройствовать — но, кажется, с благодарностью.
Один в один же. И как они не догадались раньше? Много-много раньше, что все этим кончится и надо бросаться спасать то, что у них было тогда.
Эгоисты чертовы. Стоят друг друга.
Все трое.
Только когда Рукия и Ичиго в сопровождении Тессая уходят в шунпо — к магазинчику Урахары, к ожидающей их Йоруичи и вратам в Уэко Мундо — Ренджи задает самый главный вопрос:
— Из-за чего он стал Пустым?
В конце концов, он имеет право знать — впереди, если крупно повезет и они действительно сумеют скрыть отсутствие Рукии и Ичиго в Каракуре, сотня лет в компании Тессая, печальной Уруру, обзывающегося Дзинты и постоянно пропадающей на границах грунта и Сообщества Душ Йоруичи.
И Урахары, на которого Ренджи тошно смотреть станет уже завтра — сегодня — утром.
— Куросаки-сан выразил желание поучаствовать в эксперименте с Хогиоку, — помедлив, отвечает Урахара. — Наверное считал, что так сможет быстрее вернуть себе силу шинигами. Я не успел его отговорить. А Ишшин-сан решил, что сын имеет право поступать как хочет.
— Ну да, — коротко хмыкает Ренджи, наблюдая, как загорается насыщенно-оранжевым горизонт и все светлеет в рассыпающейся над ними золотистой дымке. — И вы, конечно же, не знаете, что стало с этим неудавшимся Хогиоку.
Целая сотня лет впереди — столько же, сколько он уже прожил, и еще больше.
Говорят, на грунте время летит быстрее, но каждый прошедший год чувствуется совсем иначе и что-то меняет-выворачивает изнутри.
— Не знаю, — пожимает плечами Урахара.
— Лжете.
— Лгу, — легко соглашается он. — Куросаки-сан его уничтожил. Образец был нежизнеспособен, пришлось пойти на крайние меры, — сухо и безэмоционально заканчивает Урахара.
Так говорят о погибших от болезни детях.
Чертовым ученым все бы в их игрушки играться.
— А если бы Ичиго был против… эксперимента? Если бы он отказался принять участие во всем этом? — спрашивает Ренджи.
Почему-то ему кажется, что вопрос очень важный. Хотя копаться в прошлом настолько — до попыток придумать другую, счастливую и яркую реальность — совершенно бесполезно.
Рукия наверняка уже ждет его у врат в мир Пустых.
И Ичиго, да, Ичиго тоже ждет.
— Нам пора, Абарай-сан, — Урахара, успевший отойти от Ренджи на пару шагов, оборачивается и смотрит на него через плечо. — Еще в жилищную службу Каракуры об утечке газа и взрывах сообщать. И ваш гигай испорченный забирать.
А может быть Йоруичи решила, что тянуть больше нет смысла, и теперь ждет Урахзару Киске — и совсем не ждет Ренджи — распивая свежий чай.
— Не забудьте составить отчет для Готея о том, как вы с Кучики-сан уничтожили Пустого, — напоминает Урахара. — И нет, Абарай-сан, ничего бы не изменилось.
Ренджи другого ответа и не ждал — Готей-13 всегда знает, на что и когда лучше нажать, чтобы самый последний упрямец пошел напопятый.
Не дали бы они Ичиго отказаться.
Только не с Хогиоку.
Во внутреннем кармане мелко вибрирует телефон — пришел запрос о ситуации.
Значит, реяцу Пустого пропала. Йоруичи действительно решила никого не ждать.
Рукия и Ичиго ушли.
А ему строчить подробный доклад в нескольких сообщениях.
И ни слова про Ичиго.
Ренджи знает — он сам не сообщит, и его не будут об этом спрашивать. Ни о Ичиго, ни о Рукии.
Даже Кучики-тайчо, в котором снова и снова будут схлестываться долг и чувства, а побеждать — уверенность в том, что его сестра в надежных руках.
Молчание — золото.
Целые сто лет.
Они все чертовы эгоисты, зацикленные только на себе.
Ренджи уходит в шунпо следом за Урахарой.
Сто лет. Ну а потом… кто знает? Может быть они действительно что-нибудь придумают.
Автор: Chirsine
Бета: -
Размер: мини
Пэйринги: Ренджи/Рукия/Ичиго, Урахара/Йоруичи
Рейтинг: PG
Жанр: общий, драма
Дисклаймер: стандартный отказ от авторских прав
Статус: закончен
Саммари: Готей попытался нагнуть Урахару. Урахара в ответ нагнул Готей. В обоих случаях пострадали толпы непричастных.
читать дальше
Рукия надеется, что этот день станет лучшим в их жизни — лучше, чем в самую первую их встречу. Лучше, чем когда Ичиго пришел за ней на Соукиоку. Лучше, чем когда они все вместе, плечом к плечу, пробирались к своей цели в песках Уэко Мундо. Лучше, много лучше, того проклятого дня, когда им с Ичиго пришлось расстаться.
Лучше всего, что было.
Потому что сегодня они наконец-то встретятся снова — спустя год после.
Это будет их маленький праздник — ее, Ренджи и Ичиго. Долгожданная встреча, смех, улыбки и разговоры до самого утра — о том, что было с каждым из них. И о том, как они пережили этот год — внутри, в тайне ото всех, в сумрачном и отчаянном одиночестве за чашкой остывшего чая, и снаружи, в компании наполненных суетой будней, с улыбкой на губах и надеждой на лучшее.
Они наконец добились, вдвоем с Ренджи, плечом к плечу и крепко держась за руки как в старые добрые время, — добились разрешения охранять Каракуру следующие сто лет.
Совсем рядом, бок о бок, почти сталкиваясь локтями, все равно вместе — в пределах одного города на сто лет вперед. Это же так мало, так же близко — когда разделяют всего-навсего районы и улицы, перекрестки и городские железнодорожные ветки.
А может быть и того меньше.
Не пространство и время — больше нет.
Не тонкая непреодолимая грань между мирами — больше никогда.
И Рукия несет эту новость Ичиго бережно и трепетно, как несут величайшую ценность, как преподносят драгоценнейший подарок. И она не торопится: идет по улицам ее, теперь — ее, Каракуры, ступая уверенно и спокойно по выстланному ровным серым ковром асфальту.
Рукия смотрит по-новому, узнавая, запоминая, впитывая заново усталую и пожухлую к осени трасу на газонах, ровные и стройные ряды заборов и маленькие уютные домики. Вдыхает сонный и прохладный осенний воздух и щурится, когда на растворяющихся в вечернем полумраке улицах зажигаются частые и яркие фонари.
Это их с Ренджи новый дом.
Это их новая жизнь.
Это их условие, их причина, их обязательство и желание — все сразу, все вместе, чтобы не упустить ничего.
Сто лет новой, почти человеческой жизни, которая была когда-то давно и которую затерявшиеся в Руконгае дети не могли помнить.
Готей говорит — ради Куросаки, чтобы после, когда придет срок, его вернули те, кому он всегда верил.
Они говорят — ради Ичиго, чтобы быть рядом всегда и помогать, когда он один не справится, и чтобы он больше не чувствовал себя пустым.
Рукия никуда не торопится — чтобы не расплескать внутри нечто легкое, хрупкое и прозрачно-чистое, поднимающее высоко над новеньким гигаем, Каракурой, строгими порядками царствующего где-то в далеком, ином измерении Сообщества Душ. Она идет, ловя первые капли начинающегося дождя макушкой, плечами, носками белых туфель и подолом платья — того самого, в котором когда-то в другой жизни и в другой Каракуре уходила на казнь.
Того самого, потому что для них это важно — каждая деталь важна.
Сердце Рукии колотится как сумасшедшее, а непривычные и пока еще неловкие пальцы нового гигая уже чувствуют шероховатость и успокаивающее тепло кнопки дверного звонка.
Она искренне жалеет о том, что Ренджи остался ждать у Урахары — чтобы отметить вместе, как раньше, по-дружески щедро предоставив им с Ичиго возможность вдвоем все вспомнить, решить друг для друга и сказать то, что не успели тогда. А еще потому, что им обязательно надо будет собраться всем вместе, чтоб услышать нечто очень важно.
Так Урахара сказал, таинственно улыбаясь.
Будь сейчас Ренджи с ней, под ленивой осенней моросью в одном квартале от дома семьи Куросаки, он бы непременно все понял — у них нет тайн и секретов друг от друга, больше нет невыразимых сложностей — и непременно пошутил бы о том, как Рукия ждет оказаться под козырьком крыши знакомого и почти родного дома.
Дома.
И она, смущенная, непременно его осадила бы, обозвала полным придурком, и, раскрасневшись и засмущавшись, ускорила бы шаг. А щекочущий комочек волнения внутри растворился бы, оставив за собой приятное тепло уверенности и такие же ленивые, неторопливые мысли о чем-то светлом.
Рукия ждала этого дня целый год, сколько ждал Ичиго — надеясь, упорно прорываясь сквозь непреодолимое и пытаясь побороть то, что было проявлением силы, а не слабости — она даже не знает. Как и не знает, сколько лет для него прошло с тех пор и как долог он был для Ичиго — этот один-единственный год, после того как за время куда меньшее он успел обрести и потерять и себя, и ее.
Видя темные окна дома Куросаки, мигающий фонарь возле дома и белеющую в темноте табличку на тонком колышке, вбитую посреди моря высокой травы, Рукия вспоминает жесткую улыбку встречавшего их с Ренджи Урахары Киске.
* * *
— Дзинта, налей Абарай-сану еще чаю, — Урахара обмахивает веером дымящийся чай в чашке, чтобы тот поскорее остыл.
— Да я уже... — пытается возразить Ренджи, протестующее накрывая чашку ладонью, но Дзинта все равно поднимается с места и, прихватив чайник, мрачной тенью надвигается на скромно сидящего в дальнем углу Абарая.
— А тебя и не спрашивали, — обливая руку Ренджи кипятком, победно провозглашает он, — нахлебник!
Ренджи, тряся обожженной рукой, с руганью вскакивает и отвешивает Дзинте пинка. Тот уворачивается и показывает язык.
— Нахле-е-ебник! — издевательски тянет он.
Урахара посмеивается, прикрываясь веером.
— Не хотите булочку? — Уруру невинно смотрит на Ренджи своим огромными печальными глазищами и протягивает блюдо с выпечкой. — Нахлебник-сан?
Ренджи со вздохом опускается обратно на дзабутон. Похоже что от этого прозвища он уже никогда не избавится.
— И, Урахара-сан, а ничего если мы с Рукией первое время поживем у вас? — опуская руку в принесенный Тессаем тазик с холодной водой, спрашивает он. — Пока не найдем себе квартиру.
У Рукии, конечно, еще есть шкаф Ичиго, и она несомненно предпочтет именно этот вариант. Поэтому Ренджи, чудовищно гордясь своей догадливостью и смекалкой, собирается нанести упреждающий удар.
— Я ей скажу, что вы нас к себе приглашаете, хорошо? — непроизвольно краснея — за саму идею и за тянущееся следом неуклюжей вереницей все будущее вранье — продолжает Ренджи.
— Само собой, Абарай-сан, — Киске снова скрывает лицо за веером, неудачно пытаясь выдать смех за острый приступ кашля. — Для вас с Кучики-сан у меня всегда свободная комнатка найдется.
Тессай, невнятно кашлянув-хмыкнув, уходит заваривать новый чайник.
Ренджи заливается краской пуще прежнего.
— Ну, мы… то есть… мы… в общем, Урахара-сан… — он прекращает безуспешные попытки объясниться и делает вид, что поглощен разглядыванием чаинок в чашке.
Радушие Урахараы поражает. И настораживает. Особенно после того, как новоизбранный Совет Сорока Шести после окончания войны с Айзеном вышвырнул его из Караркуры. А неделю назад — заставил вернуться и изготовить новые гигаи для прибывших в долгосрочную командировку на грунт офицеров.
Ренджи очень плохо себе представляет, как связаны между собой понятия «Урахара Киске» и «заставить», но магазинчик стоит на том же месте, товар разложен по полкам, Тессай заваривает чай, а Дзинта с Уруру все так же обзывают его нахлебником.
— Вы обращайтесь, Абарай-сан, если что случится, — с улыбкой напоминает Урахара. — Помогу, чем смогу. Мы все здесь ради этого.
Вскинувшийся Ренджи настороженно всматривается в его лицо, ища издевку, и долго прокручивает в голове так и эдак предложение помощи.
Настолько услужливым Урахара Киске быть не может.
Ренджи, входивший в состав группы старших офицеров, направленных в Каракуру проконтролировать его отбытие за пределы города, это знает точно. Излучать гостеприимство и желание помочь Урахара не должен — не после того, что было год назад.
Не после того, как Готей его снова унизил.
— О чем вы так беспокоитесь, Абарай-сан? — спрашивает Урахара, разливая свежий чай по чашкам. — Если о Кучики-сан, то с ней все в порядке. Наверняка сейчас сидит в тепле и пьет чай, в точности как мы с вами…
Ренджи неуютно себя чувствует, выдавливая вежливую улыбку в ответ.
Дзинта презрительно фыркает и, бормоча какие-то гадости про него, отводит взгляд в сторону. Уруру разламывает печенье над тарелкой, собирая пальцем разлетевшиеся по столу крошки. Тессай сидит у входа, как будто ожидая, что еще кто-нибудь придет.
Вообще-то должны прийти.
Рукия и Ичиго.
Ренджи вскакивает с места, отпихивая тазик с водой.
— Извините, Урахара-сан, но я лучше к ним схожу и узнаю, все ли в порядке, — договаривает он, уже натягивая ботинки.
Острое чувство, что он давным-давно опоздал, сбивает с толку и мешает быстро завязать шнурки и броситься в ночь, под ливень, за Рукией.
— Они уехали полгода назад, — сообщает куда-то в пространство Урахара, лениво потягивая чай.
Тессай встает перед Абараем, загораживая выход.
— Кто уехал? — непонимающе переспрашивает Ренджи, оборачиваясь.
— Садитесь, Абарай-сан, вам торопиться некуда, — невнятно произносит Урахара, хрустя набитым в рот печеньем.
— Кто уехал? — повторяет вопрос Ренджи, отбиваясь от настойчивых попыток Тессая втолкнуть его обратно в комнату.
Гул в ушах — как от турбин самолетов, на которые они с Рукией когда-то давно ходили смотреть вместе с Ичиго.
Он над ними тогда долго смеялся — как они с Рукией восхищенно глазели на огромные стальные птицы, поднимающиеся с асфальта высоко в небо и царственно опускающиеся из пронзительной синевы на землю.
— Куросаки уехали, — буднично сообщает Урахара, как будто каждая третья среда второго месяца каждого второго полугодия — официально назначенный правительством Японии день для переездов всех семей с фамилией Куросаки. — Обувь-то снимите, Абарай-сан, прежде чем за стол садиться, — напоминает он, прихватывая с блюда новое печенье. — Полгода как уехали.
Ренджи замирает в расшнурованных ботинках. И даже послушно позволяет Тессаю отвести его к столу, совсем как маленького, и усадить на прежнее место.
— Ишшин-сан получил перевод на место главы реанимационного отделения в одной крупной больнице. Точнее сказать, к сожалению, не имею права, — Урахара с виноватой улыбкой разводит руками. — И переехал вместе с семьей полгода назад. Просил держать это в секрете столько, сколько получится.
Тессай сует Ренджи в руки очередную чашку с чаем и ждет, нависая неподвижной глыбой, пока тот сделает хотя бы пару глотков.
Хлопает задняя дверь магазинчика, и из непроглядной пелены дождя к ним, по-кошачьи грациозно отряхиваясь, заходит Йоруичи. Она оставляет за собой лужицы холодной прозрачной дождевой воды и свежий, со смесью ночной улицы и влажной травы с землей, запах.
Йоруичи, легко и невесомо ступая по скрипящим доскам, подбирается к Урахаре со спины и игриво сбивает с его головы панамку, перегибаясь через него к столу за блюдом с печеньем и булочками.
— Я переодеваться, — она выхватывает из рук Урахары чашку с чаем и, прихватив с собой выпечку, выходит.
И Урахара по-мальчишески глупо и довольно улыбается ей вслед.
Ренджи все кажется, что он тут не то чтобы совсем лишний — его и нет вообще. Потому что никому вокруг нет дела ни до него, ни до Рукии, ни до того, что…
— Да не беспокойтесь вы так, Абарай-сан, — Урахара отряхивает панамку и снова нахлобучивает ее себе на голову, сдвинув на самый затылок. — В доме наверняка оставили гостевые зонты. Кучики-сан по дороге обратно не промокнет.
Ренджи поднимает глаза от крошек на столе вокруг его тарелки и натыкается на открытый, до зубовного скрежета добродушный и обезоруживающе-простой взгляд Урахары Киске.
Какие к черту зонты?
— Хотите знать, Абарай-сан, почему вы год назад помогали мне паковать партию бракованных гиконганов? — заговорщицким шепотом спрашивает он, подпирая подбородок рукой и наваливаясь вперед, на стол.
Конечно, никакие гиконганы паковать Ренджи не помогал — карательный отряд не за тем нужен.
Тессай на всякий случай отходит к выходу — если вдруг кого ловить понадобится.
А Ренджи все кажется, что это он после ночного дежурства в третьем районе Руконгая едва-едва дополз до казарм шестого отряда и, обессиленный и вымотавшийся до предела, завалился отсыпаться в дальнем углу общей спальни. И снится ему какая-то несусветная муть про назначение на грунт на сто лет. Про уехавших куда-то Куросаки. Про фальшивую улыбку Урахары и потерявшуюся в дожде Рукию.
Вот, сейчас, прямо сейчас, случится что-нибудь совсем из ряда вон выходящее, и он окончательно поймет, что все вокруг — зыбкий, неправдоподобный, дурацкий сон.
И проснется.
С другой стороны, Дзинта кипятком его уже обливал.
— Абарай-сан, а вы не задавались вопросом, почему после моего ухода из Караркуры ваше начальство оставило здесь весь отряд омницукидо? — Урахара вертит в руках сложенный веер и все искоса поглядывает в коридор, надеясь сквозь тоненькую щелочку в седзи или хотя бы по отбрасываемым на тоненькую белую бумагу теням понаблюдать за процессом переодевания Йоруичи в соседней комнате.
Ренджи все больше и больше уверяется в том, что ночные дежурства в третьем районе, со всеми его пивнушками, ведут к переутомлению и идиотическим снам.
Потому что в реальности такого не бывает.
— Киске! — раздается возмущенный вопль, и Урахара уклоняется от метко пущенной в него через коридор детали гардероба.
Ренджи даже угадывать не хочет, какой именно. И щиплет себя изо всех сил за обожженную руку, надеясь, что проснется на засаленном футоне из кладовой под тоненьким покрывалом.
Носом в такую родную и до последнего выступа знакомую шершавую темно-серую в темноте каменную стену.
Чтобы ему за раз снилось про политические дрязги в Готее и голую Йоруичи — такого еще не было.
Даже после того, как они вдрызг разругались с Рукией — из-за Ичиго, между прочим, и из-за ее навязчивой идеи отправиться в Каракуру — и Ренджи пошел в одиннадцатый на их традиционную общеотрядную пятничную попойку.
— Абарай-сан, вы там не заснули? Может, чаю подлить? — заботливо интересуется Урахара.
На Рукию ему, конечно же, наплевать. И на Ренджи — тоже. И на все Сообщество Душ тоже. Проще сказать, до чего Урахаре Киске теперь есть дело, чем перечислять все то, что он бодро игнорирует, хрустя печеньем и подглядывая за разделившей с ним тяготы жизни на грунте Шихоуин Йоруичи.
Ренджи как-то боком, самым краешком сознания, лениво понимает, что у них-то и тягот особых нет. И начинает очень смутно догадываться-подозревать, что за весь чертов год чертов Урахара чертову Каракуру-то и не покидал вовсе.
Бывший капитан двенадцатого, хитрая и ученая изворотливая сволочь, снова обвел всех вокруг пальца и заставил сплясать под свою дудку. А потом, невинно похлопав глазами из-под полей полосатой панамки, радушно принял у себя новых наблюдателей за Каракурой.
Ренджи до смерти — той самой, которая у них зовется уходом на перерождение — хочется убраться с грунта как можно дальше и не появляться тут вообще в ближайшие сто лет.
Те самые чертовы сто лет, на которые он согласился, когда пошел следом за Рукией.
Не надо было с ней соглашаться.
— Так вот, Абарай-сан, вы не знаете, почему в отчетах за прошлый квартал причина таинственного исчезновения нового капитана отряда омницукидо указана не была? И всего отряда вместе с ним.
Урахара грызет печенье с таким яростным увлечением, с каким только капитан одиннадцатого отряда жаркими, мутно-тоскливыми и отвратно-безмятежными ночами полосует мечом манекены в тренировочном зале.
Когда до черных мушек в глазах и подступающей к горлу беззаветной ярости хочется кого-нибудь убить, а на расстоянии вытянутого занпакто только самые близкие, которые еще вроде как нужны.
Отчеты за прошлый квартал.
Ренджи вспоминает, что он те самые отчеты писал, переписывал, рвал на части и расписывал по-новой. Еще вспоминает сумрачно-замученный и вымороженный взгляд Кучики-тайчо, из раза в раз перечитывающего дурацкую писанину и возвращающего Ренджи листки с приказом снова все переписать.
Сам-то он уже давно закончил ту толстую кипу под грифом «секретно», что уйдет в архив клана. Туда — только правду. И напишет ее только Бьякуя — сухо, четко, с графиками, таблицами и подсчетами.
Ничего лишнего.
— А еще... — Урахара жмурится в предвкушении, потягивая чай, — пять наблюдателей за год, а, Абарай-сан? И ни одной пропавшей души — все как из задачки первого года Академии.
Чай он свой хлещет, как другие — саке.
Только не пьянеет ни черта.
— И восемь тысяч четыреста сорок четыре ложных вызова.
Это Ренджи тоже знает — научный отдел с ума сходил, не зная, на какие еще неполадки списать такие погрешности, если чертово оборудование наконец-то работает как часы и никаких посторонних завихрений потоков духовных частиц над Каракурой в ближайшие пять лет не предвидится. А только цифры не сходятся все равно.
Вот хоть они всем Готеем треснут, но все равно не сходятся.
Даже у до дрожи объективного Кучики-тайчо, столько бумаги перепортившего ночами, под тусклый свет фонаря и отвратно-горький, но дорогущий и специально для аристократов — не та родная простецкая бурда, которую льет Ренджи в чашку Урахара — чай, цифры о-го-го как не сходятся. До сих пор.
На Каракуре свет клином сошелся.
На кухне, через несколько тонких бумажных стенок и коридор, довольно мурлычет Йоруичи. Дзинта дергает Уруру за хвостики и требует, чтобы она живо отдала ту самую, очень вкусную и лучшую из всех печенюшку.
Урахара довольно лыбится и потягивает чай.
На Куросаки Ичиго свет клином сошелся.
Ренджи точно знает — сошелся, и еще как.
— Так вот, Абарай-сан, хотите еще одну загадку? — кажется, Урахара сейчас разомлеет окончательно и превратится в тягуче-рыхлое желе, утробно пробулькивающее от счастья.
А Ренджи ничего уже не хочет — его перехватывает во второй раз, еще сильнее, еще больнее, но уже окончательно. И разлитый по столу чай, и опрокинутые чашки, и закрывшая голову руками Уруру и даже спрятавшийся за спиной Урахараы Дзинта теряют свой естественный, реальный смысл.
Уехал, черт побери.
Ренджи выбегает на улицу, под дождь, прямо так — без ботинок, отпихнув в сторону растерявшегося Тессая.
— Абарай-сан! Вы как думаете, часто Готей отправляет лейтенантов… — выбегая следом, кричит ему в спину Урахара.
…в командировки на грунт на целую сотню лет?
Не чаще, чем уходящих с должности возвращают их руконгайским семьям и помещают сразу весь район на высокое денежное довольствие.
Ренджи знает, хлюпая мгновенно вымокшими носками по лужам, стопами чувствуя каждый камушек и неровность, что черта с два им с Рукией вот так запросто разрешили вернуться на грунт.
Он знает, подозревает и даже пытается докопаться до правды о том, что крутится вокруг них троих, подгоняемое с одной стороны Готеем, а с другой — Ренджи в этом теперь уверен — Урахарой.
Он согласился потому, что рассчитывал на Ичиго.
Думал, что втроем они смогут. Маленькая хрупкая Рукия, привыкшая терять всех, кто есть рядом, и потому не замечающая приросшего к ней, как тень, Ренджи. Он сам, вечно опаздывающий, всегда неуспевающий, постоянно идущий не той дорогой, совершенно не туда и совсем зазря — как бесполезная заводная игрушка. И солнечно-рыжий Ичиго, высыхающий и выкручивающийся наизнанку без силы и возможности защищать всех своих сломанных и потерянных близких.
Уж втроем-то смогут.
Только чертов Куросаки уехал с семьей из Каракуры. Как будто тоже знал, что их привяжет — цепью за шею и якорем на дно — к территории Каракуры, и на сто чертовых лет одной человеческой жизни они с Рукией не смогут пересечь границу города. Потому что должны наблюдать за порядком в ровном строю душ, перетекающих из мира этого в тот.
Ренджи рвется через стену воды, через глохнущие в сером и непроглядном светофоры и пустые улицы — Каракура его, чужака, путает и водит кругами, не позволяет найти — и не знает, кого ненавидеть сильнее: снова опоздавшего и опаздывающего опять себя или сломавшегося, а раньше становившегося сильнее после каждого испытания, Ичиго.
Они все в одной лодке, в конце концов.
Один сбежал, другой — опоздал. А Рукия сидит и ждет обоих, уже привычная, уже не боясь, что никто не придет.
В самый раз.
Горящие маяком в дождливой темноте окна кухни и комнаты Ичиго на втором этаже, и Ренджи благодарит в мыслях чертов холодный, пустой и совсем чужой город, который, сам того не желая, оказался на них подписан на целые сто лет вперед.
Стоя на пороге, мокрый с головы до пят, от побитого дождем вялым хвостом свисающего пучка волос до порванных на левой пятке в огромную круглую дырку носков, Ренджи вспоминает, что хорошо бы гигай и беречь теперь. Чтобы как можно реже видеться с Урахарой, чтобы не влезть в долги перед ним еще сильнее и не дать случайно шанса потребовать плату вперед.
Первый этаж — пустая коробка. Без мебели, без всего — только одинокая стайка гостевых зонтов у входа подмигивает ядовитым зеленым и розовым.
Нет, ради Ичиго Ренджи пойдет. Потребует, чтобы Урахара помог, научил — как он умудрялся целый год оставаться на том же месте, легко нарушая границы запретной зоны. Чтобы можно было пообещать Рукии и не бояться, что обещание не будет исполнено. Чтобы найти усталого рыжего ломанного-поломанного труса — Ренджи сначала за ним наблюдал, с молчаливого одобрения Кучики-тайчо и втайне от Рукии, наблюдал, каждый раз себе напоминая, чтои зачем, а потом и сам устал и выдохся еще сильнее, больше не смог — найти его, встряхнуть хорошенько и вернуть.
К ним, чтобы рядом был. Чтобы крутился под боком, жил дальше, сражался плечом к плечу с Пустыми и полыхал реяцу.
А Ренджи, так и быть, готов не быть центром Вселенной.
Потому что это тоже искусство — идти за кем-то.
Рукия с газетой в руках сидит на полу, там, где раньше был встроенный в стену шкаф и на две полки выше лежал свернутый, дожидаясь ее, матрац. Читает объявления о сдаче квартир, обводит заинтересовавшиеся огрызком карандаша и прихлебывает чай из беленькой гостевой чашки.
Ренджи кажется, что дождь и чай как-то связаны — одно как наказание за другое.
И мигающая лампа под потолком — тоже.
Они не потянут вдвоем этот дом — Рукия хочет, очень хочет, Ренджи угадывает это каким-то внутренним чутьем, натренированным не в боях, а в те моменты, когда оказывалось, что он снова опоздал. А еще догадывается по жирно обеденному самому первому объявлению. Тому, в котором что-то про сдачу дома «в тихом и живописном спальном районе». В котором говорится про рай для молодой семьи и бесплатную перепланировку.
У них же под боком до сих пор пустая, со всеми ее призраками, запахами и памятью, клиника.
Они этот дом не потянут. Даже сложив два офицерских оклада и замечательную лейтенантскую надбавку. Выпрашивать деньги у брата Рукия не пойдет, а Ренджи даже не подумает об этом.
А работать, как все простые смертные, они не должны — их дело этих смертных провожать в новую жизнь.
Гигаям нужна пища, отдых и здоровый сон.
А их хозяевам нужен Ичиго.
И хочется этот дом.
Одного нет, второе слишком дорого.
Значит действительно придется первое время пожить у Урахары.
Прислонившийся к стене Ренджи, отмокающий в натекшей с него же дождевой воде, кривится, как от зубной боли.
Носящиеся по дому Уруру с Дзинтой и отправляющий их подметать дворик перед магазином Тессай. Возвращающаяся по вечерам Йоруичи, лениво прогуливающаяся по кухне в поисках ужина. Добродушно улыбающийся Урахара, напоминающий, что Готей приказал ему быть максимально полезным, и потому — добро пожаловать…
Рукия пьет свой чай, от одного вида которого Ренджи уже воротит, и помечает кружочками и галочками подходящие им предложения о съеме квартир.
Она уже все знает — догадалась. Она, в отличие от Ренджи, всегда все делает вовремя и никогда не опаздывает.
— Будем ждать, — говорит он.
Не спрашивает, потому что знает — им больше ничего и не остается. Ждет, что Рукия согласно кивнет, подтвердит, и тогда Ренджи сможет пообещать ей, что из-под земли Ичиго достанет, силком приволочет с другого конца света и выцепит его даже с того самого, от которого они на сто лет отрезаны, света.
Рукия поднимает на него глаза и, рассеянно улыбаясь, кивает. Она все решила давно — еще когда подавала прошение Ямамото-сотайчо о столетней командировке на грунт наблюдателями.
Шум дождя за окном стихает — Каракура или смирилась с их присутствием или, довольная тем, что все мыши собрались в одном месте, собирается захлопнуть мышеловку.
— Первое время можно у Урахары пожить. Он вроде согласен, — Ренджи садится рядом, обнимая Рукию за плечи. «Урахара нас приглашал» как-то не звучит. И настолько далеко от истины, что соврать не получается.
Несмотря на то, что он хотел бы. Но все равно же не получится.
— Придурок, отодвинься, ты мокрый весь! — Рукия отпихивает его в сторону и ощупывает влажную ткань на спине. — На, выпей горячего, насморк подхватишь…
Обоих одновременно посещает мысль о том, что гигаи теперь нужно беречь.
— У Урахары чаю напился на сто лет вперед, — шутит Ренджи, отодвигая чашку.
Шутка выходит кислая, дурацкая и совсем несмешная.
— Слушай, а если… — Рукия со вздохом поправляет завернувшийся рукав и пододвигается ближе, кладя голову ему на плечо, несмотря на то, что Ренджи насквозь мокрый, холодный и снова опоздал везде, где только смог.
Остро-горькая реяцу, сыпучая и безразлично-прохладная, как белый, выгоревший под луной, песок Уэко Мундо придавливает обоих к полу так, что ни вздохнуть, ни пошевелиться.
Каракура собрала мышей в одном месте и привела своего кота.
Новый гигай слишком узкий, слишком тугой и у Ренджи не получается покинуть его быстро, чтобы одним махом разрубить высунувшуюся из стены оскаленную морду Пустого. Зато успевает оттолкнуть в сторону Рукию, и удар когтистой лапы в кольце из неровно отросшей рыжей шерсти приходится по нему одному.
— Ренджи!
Ну хоть в чем-то он наконец успевает вовремя.
Пронзительно-карие глаза на оскаленной морде смотрят внимательно и сосредоточенно. Так, как обычные Пустые не смотрят.
И он вылезает полностью, бело-красно-рыжий, с хвостом длинным и гибким, как у ящерицы. Гибрид чего-то с чем-то, образующий монстра. Умного и хитрого монстра.
С трудом выбираясь из гигая, Ренджи думает, какого черта Готей упустил из виду такую здоровую бестию. И почему Каракуру до сих пор не захлестнули массовые смерти.
Такая туша душ должна жрать прилично и своих — Пустых — не меньше.
Забимару сталкивается с гребнем на хвосте — выступ к выступу, острие на острие — и застревает между двумя зубцами.
— Реви, Забимару!
Ренджи отскакивает назад — им выстреливает в стену раздвигающийся занпакто, самой своей широкой частью застрявший где-то в основании хвоста, между толстыми и острыми гребнями.
Пустой смотрит с издевкой.
И топчет гигай Ренджи, дерет его когтями и скалится.
Знает, гадина.
— Ренджи, осторожно! Соде но Шираюки, первый танец!
Потолок с крышей вышибает разом. А Пустой, кольцом обвившийся вокруг ледяной глыбы, только пару клоков ярко-рыжей шерсти потерял.
Освободившийся Забимару, провисающий скопищем оборванных проводов, возвращается в нормальный размер.
— Он мне гигай разодрал в мясо, — Ренджи следом за Рукией выскальзывает наружу, сразу же отскакивая от глыбы льда, дыры и Пустого на другой край крыши.
Снаружи свободы больше, есть где разгуляться.
Но дом все равно жалко — обидно, когда у дорогой и уютной мечты проламывается крыша.
Пустой выбирается за ними. И внимательно смотрит-изучает, ожидая момента, когда вкусных шинигами можно будет подловить и сожрать.
— Ты как, не ранена?
Рукия, помотав головой, соскальзывает по воздуху в сторону, наблюдая за реакцией Пустого. А тот следит. Косит умными карими глазами на Рукию, но плоская морда повернута к Абараю. Не хочет упускать из виду обоих, подбирается, готовясь к атаке, и ждет, наполовину прячась за ледяной глыбой.
Чтобы Готей такую тварь да с такой реяцу пропустил — это суметь надо.
Ренджи неожиданно ясно понимает, кому именно — суметь. Чтобы никто не увидел и не узнал, чтобы не забеспокоился и не поднял тревогу. Так совсем немногие могут.
Вдохновленный догадкой, он пропускает момент, когда Пустого надо отвлечь на себя, чтобы Рукия смогла зайти монстру за спину и снова ударить.
— Реви, Забимару!
Занпакто выстреливает не в Пустого — его там уже нет, он несется на вскинувшую перед собой в защитном жесте острие меча Рукию — а в тающий лед, выбивая осколки и брызги воды.
Год дежурств по спокойному и притихшему Руконгаю, год беспросветной бумажной работы и редкие-редкие — Готею после войны больше нужны канцелярские крысы, чем воины — тренировки с отрядом.
И он уже не может справиться с каким-то Пустым, с хитрым и голодным адьюкасом, который даже до арранкара не дорос еще.
Второй удар Пустой ловко отбивает хвостом и, перемахнув через Рукию и прижимая ее к ледяной стене, легко уворачивается от третьего. Как будто зная, как Ренджи будет его атаковать.
А дальше Пустой почему-то медлит. Смотрит на Рукию и чего-то ждет, вглядываясь, всматриваясь и, Ренджи даже кажется, принюхиваясь.
Момент удачный и если снова не успеть…
— Реви, Забимару!
Пустой ведет себя так, как не должен вообще: загораживает Рукию — как будто Ренджи окончательно сошел с ума и собирается атаковать ее — и, вцепившись когтями в хрустящую и ломающуюся под ним черепицу, с сильным, коротким замахом, бьет хвостом.
Так, чтобы занпакто от удара отшвырнуло в сторону и Абарая поволокло по крыше и воздуху следом. И чтобы невнятная, рыже-бело-красная помесь ящера с кошкой могла и дальше с безопасного расстояния внимательно наблюдать за ним умными карими глазами, закрывая собой Рукию.
Ренджи обещает себе разобраться с Урахарой, как только хвостатая тварь отправится на перерождение.
А Пустой снова поворачивается к Рукии и замирает, даже не пытаясь ее атаковать. И она тоже не атакует, не перемещается с помощью шунпо, чтобы ударить с дальней позиции льдом. Сосредоточенно изучает плоскую зубастую маску Пустого, опустив занпакто, хмурится и робко тянет вперед руку, будто желая провести пальцами по костяным белым с красным выступам.
— Ренджи, — зовет Рукия, оборачиваясь на него, напряженная и собранная, как натянутая до предела струна.
Они оба понимают, что в этот раз все пошло не так. И дело тут вовсе не в позабытых — нет, такое не забывается, не после того, как доводится до автоматизма день за днем — навыках и упущенном времени.
Обычные Пустые — квинтэссенция эгоизма. Воплощенные инстинкты, среди которых выживание всегда стоит на первом месте. Чтобы жить, они должны убивать и пожирать, и шинигами в их рационе — самое лакомое, самое желанное блюдо.
Адьюкасы стоят на следующей ступени, и их даже можно с натяжкой назвать разумными. Но не настолько, чтобы они бросались защищать чужие жизни. Жизни шинигами.
А это значит, что Пусто что-то задумал. Скрывающий его так долго ото всех Урахара не мог не научить хитрую тварь всяким фокусам.
— Ренджи, мне кажется, это… — медленно начинает Рукия, глядя на него со странной смесью беспокойства и жалости.
Пустым доверять нельзя.
Да никому даже в голову не придет им доверять.
И Абараю тоже.
— Банкай!
— Ренджи, нет!
Раскручивающийся в гигантскую костяную змею Забимару закрывает весь обзор, но Ренджи успевает увидеть, как Пустой коротко тыкается мордой в протянутую к нему ладонь Рукии и, на мгновение вжавшись всем телом в крышу, выпрыгивает вперед.
Быстро, слишком быстро, таким бывает только шунпо.
И Забимару не успевает, медленно раскручиваясь во множестве своих костяных колец, защитить хозяина на близкой дистанции.
Ренджи чудом уворачивается, не позволяя закованной в кость и чешую туше Пустого снести себя, проломив все кости. Но тот, проскакивая и тормозя когтями об воздух, успевает задеть хвостом так, что Абарая вминает в крышу дома под ними.
Кажется, коммунальный надзор Каракуры получит сегодня целых два извещения об утечке газа.
— Ренджи, подожди, — Рукия мгновенно оказывается подле него, не давая подняться, — не шевелись.
— С ума сошла? — он отплевывается кровью, чувствуя мучительно-острую боль в боку.
Забимиру вьется вокруг них, не подпуская ближе мечущегося на грани досягаемости Пустого.
— Здесь что-то не так, — торопливо произносит Рукия, — знаешь, у меня такое странное чувство…
— Это всего лишь чертов Пустой, — перебивает ее Ренджи. Морщась и прижимая руку к боку, он с трудом садится. — Просто пробравшийся в Караркуру адьюкас.
Конечно же, он тоже чувствует, что они снова вляпались в какую-то очень хитрую и сложную дрянь. И что во всем этом крепко-накрепко замешан Урахара Киске.
Рукия с тревогой во взгляде следит за мечущимся перед безуспешно щелкающим костяной пастью Забимару Пустым и силой удерживает Абарая за плечи, чтобы тот не вскочил и не кинулся снова в бой.
— Подожди, Ренджи, — просит она, не отводя глаз от ярко-рыжей шерсти Пустого. — Просто подожди. Понимаешь, мне почему-то кажется… — неуверенно начинает она.
И тут же замолкает, обрывая фразу, напряженно хмурясь и закусывая губу.
Ее пальцы все еще чувствуют беззлобно-ласковую прохладу белой маски.
— И вы совершенно правы, Кучики-сан.
Они с Ренджи синхронно оборачиваются, отвлекаясь. Отвлекается и Забимару, упуская юркого Пустого, наконец-то обнаружившего брешь в защите и получившего возможность пробиться к своей цели.
Ренджи, глядя снизу-вверх на широко улыбающегося им Урахару, поправляющего постоянно сбиваемую ветром с головы панамку, думает, что желай Пустой их как можно быстрее сожрать, он бы уже давно это сделал.
Похоже, цель у него все-таки другая.
Пустой с грохотом обрушивается на крышу, не ожидая, что сопротивления больше не будет вовсе, и настороженно водит костяным носом по воздуху, принюхиваясь.
Ренджи все кажется, что это еще одна из крайне простых и до ужаса абсурдных загадок Урахары — только вся в белой кости с красной чешуей и рыжим мехом. А ответ — еще проще, чем загадка — вот он, прямо перед их же с Рукией носом. Совсем рядом, в окружающем их воздухе, в прищуре карих глаз Пустого, в обнажившим Бенихиме Урахаре.
В них самих, черт возьми.
Он на ладони — этот ответ.
И как же все-таки невовремя Ичиго уехал из Караркуры…
Рукия застывает каменным изваянием в его руках, и Ренджи понимает — догадалась, нашла ответ. Осталось только осознать и принять его.
Она, пошатываясь, поднимается с колен, и осторожно, словно крыша под ее ногами вот-вот обвалится, и Рукия рухнет — уже рухнула, догадавшись — куда-то глубоко вниз, в непроглядную темноту, идет к Пустому.
Тессай, усевшийся рядом с Абараем, скрещивает руки на груди. Ренджи чувствует — в любой момент готов связывающее кидо наложить. Точно как Урахара — атаковать.
Но почему-то ждут.
— Да вы не беспокойтесь, Абарай-сан, — привычно тянет Урахара с улыбочкой. — Он ни за что не тронет Кучики-сан…
А они здесь, готовые к бою, просто так, для красоты нужны, хочет сказать Ренджи.
— А мы здесь из-за вас, — отвечает его мыслям Урахара.
Пустой — то ли ящер, то ли кот, то ли нечто уродливо-третье — настороженно косит глазами в их сторону и доверчиво подставляет морду ладоням Рукии.
— Ренджи, — зовет она срывающимся голосом. — Ренджи, ведь это…
— Ну? Да вы скажите, Кучики-сан, — поощряет ее Урахара, — а не то Абарай-сан так и будет мучиться в догадках.
Ее плечи коротко вздрагивают, но Рукия молчит.
Пустой в ответ на поглаживания — Ренджи видит, как ее пальцы ласково скользят по белым костяным чешуйкам — испускает неприятно-резкие, низкие и режущие звуки.
Это он так колюче-угрожающе урчит от удовольствия.
— Абарай-сан, я вам так и не сказал, почему Ишшин-сан уехал, — Урахара, опираясь на Бенихиме, наблюдает за ластящимся к Рукии Пустым.
— Его же вроде перевели куда-то, — вспоминает Ренджи.
Он тоже смотрит на Рукию. На ее мелко вздрагивающие плечи и трясущиеся, резкими и обрывочными движениями оглаживающие шкуру Пустого пальцы.
Плачет?
С чего бы?
— Это было следствие, Абарай-сан. Вы его с причиной перепутали, — лениво поправляет его Урахара. — Нелегко, знаете ли, жить в городе, в котором сначала жена погибла, а потом и сын, — невзначай добавляет он.
— Наверное, — отстраненно соглашается Ренджи.
— Ишшин-сану ведь еще двух дочерей растить, — буднично продолжает Урахара. — Им тоже смена обстановки только на пользу пойдет.
Смысл сказанного до Ренджи доходит с трудом, рваными, не укладывающимися в голове кусками.
— Что значит…
— То и значит, — прерывает его Урахара, глядя в упор. — Полгода назад Куросаки Ичиго погиб, защищая от Пустых свою сестру.
Ренджи чувствует, как на несколько секунд все внутри скучивается в тугой до боли узел и ухается куда-то вниз. А потом снова приходит спасительная догадка, и по телу разливается успокаивающее тепло вперемешку с сонной, тяжелой вялостью после боя.
Не обращая внимание на боль в боку — наверняка ребра поломал — он поднимается, опираясь на вернувшийся в прежнюю форму занпакто.
— Вовремя вы, конечно, сообщили, Урахара-сан, — ворчит Ренджи, — нам теперь в Руконгай…
— Его нет в Руконгае, — жестко произносит Урахара Кисе.
Ренджи сглатывает и переводит взгляд на Пустого и Рукию.
— Вам же объясняли в Академии, Абарай-сан, что гиллианы способны сохранить индивидуальность, если среди слившихся Пустых попадется один с достаточно сильной волей.
Он понял, как несколько минут назад поняла Рукия. Но ей принять было легче — у этих двоих же чертова всепрощающая и всепобеждающая вечная любовь, как в тех сказках.
А Ренджи тут так просто. Мимо проходил и случайно затесался в их ровную и стройную парочку.
Он не хочет переспрашивать, произносить вслух эту ересь, давая ей пусть в реальность, делая ее действительностью. Материализуя.
Потому что глубоко внутри он-то все еще надеется, что это Урахара перепутал. Или так издевается, на что, в общем-то, вполне имеет право.
— Куросаки Ичиго прямо перед вами, Абарай-сан, — мягко говорит Урахара и подталкивает Ренджи в плечо. — Идите. Он не нападет.
Ренджи идти не хочет — он не Рукия, не обязан принимать и смиряться. Он может плюнуть на все приказы и отправиться искать Ишшина по всей Японии — чтобы потребовать у него объяснений. И живого Ичиго.
Не того монстра с умными понимающими глазами на морде Пустого.
В голове гудящее море вопросов, один — хуже и больнее другого.
— Он что-нибудь помнит? — спрашивает Ренджи, свободной рукой ощупывая онемевший бок.
Тессай сразу бросается к нему оказывать бесполезную первую помощь, но Ренджи его отталкивает.
— Так помнит что-нибудь или нет? — срывается он.
— Не надо так шуметь, Абарай-сан, — морщится Урахара. — Сомневаюсь, что у него есть какие-то конкретные воспоминания — Куросаки-сан едва-едва в адьюкасы выбрался. За полгода, я вам скажу, прогресс невиданный, потому что…
— Он вспомнил Рукию, — обрывает его Ренджи.
Безликое «он» и никаких «Ичиго».
Да, он все еще отказывается верить и привычно упирается.
— …потому что у обычных Пустых десятки лет на это уходят, — с нажимом продолжает Урахара. — А Кучики-сан он не помнит. Куросаки-сан помнит свой инстинкт защищать, направленный на нее. Что он про вас думает — и думает ли вообще — я не знаю. Может быть считает, что вы соперники. Или враги. Хотя последнее маловероятно — он же вас убить не пытался.
— Это вы называете — не пытался? — Ренджи указывает на дыры в крышах и стенах.
— Абарай-сан, не обманывайтесь, — Урахара возвращает Бенихиме в трость. — Вы же чувствуете его реяцу. Куросаки-сан в первые же дни после своего… своей смерти сожрал оставленный на грунте для наблюдения отряд омницукидо вместе с их капитаном. Без особого труда — сам видел, но тогда решил, что лучше будет Куросаки-сану первое время на глаза не попадаться. Пустой из него, знаете ли, удивительнейший вышел…
Ренджи трет лицо рукой, все меньше и меньше надеясь, что дурная реальность отступит и окажется сумасшедшим сном после попойки в одиннадцатом.
Он даже готов себе пообещать не притрагиваться к саке лет двести.
Только бы все это… ушло.
— Он вспомнит? — с трудом спрашивает Ренджи. — Я имею в виду — Ичиго нас вспомнит по-настоящему?
Все, сказал. Признал.
Опоздал.
— Очень даже может быть. Когда наберет силу и станет настоящим адьюкасом. А может быть и чуть позже — когда до арранкара дорастет. С его скоростью эволюции, думаю, это случится очень скоро.
— А это так важно — как быстро Ичиго будет эволюционировать?
Ренджи готов спрашивать о чем угодно, лишь бы не оставаться наедине с мыслями и чертовым ощущением вины за то, что тогда, полгода назад, глядя на высыхающего, тающего на глазах Ичиго, не нарушил чертов приказ и не выпросил у Урахары гигай.
Хотя тогда-то он еще не знал, что Урахара Киске всех обставил и остался в Каракуре.
Можно было хотя бы к двенадцатому пойти — удерживать все в тайне стало бы гораздо сложнее, и никто не обещал, что они согласились бы…
Но так Ренджи попытался бы сделать хоть что-нибудь.
Он бы не опоздал снова.
— Конечно важно, Абарай-сан, — отзывается Урахара, наблюдая за притихшим рядом с Рукией Пустым. — В большинстве своем, Пустые не помнят прошлого потому, что требуется слишком много времени для эволюции в относительно разумную форму. Многие и многие годы. К тому же в Уэко Мундо редко выживают те, кто цепляется за воспоминания и отказывает своим инстинктам выживания. Пустой без инстинктов — всего лишь корм для таких же, как он.
— И что нам теперь делать?
В этом был весь Ичиго — идти напролом и сражаться даже тогда, когда сил нет совсем. Таких сил.
Так и не смирился с тем, что перестал быть шинигами и защита близких от Пустых — больше не его забота. Не смог позволить себе переложить ответственность на других.
Чертов эгоист.
Ренджи с ухмылкой прикрывает глаза.
Ну и они-то не лучше.
— Вам? Понятия не имею, — пожимает плечами Урахара. — А Куросаки-сану нужно постоянно поедать других Пустых, если он не хочет снова стать гиллианом. Впрочем, он-то как раз это хорошо знает — инстинкт гонит вверх по эволюционной лестнице. И с этим проблем не будет, — Урахара достает из кармана маленький черный диск, — я ему призываю иногда десяток-другой, когда несколько дней подряд в Каракуре никто не появляется.
Это аморально и запрещено. Ренджи морщится — и только.
Если они хотят, чтобы Ичиго эволюционировал быстрее, Пустых нужно больше.
— Нужно как-то скрыть его от Готея, — начинает Ренджи, — мы с Рукией наверное сможем…
— Вам не кажется странным, что и без вас Готей уже полгода как успешно сам игнорирует реяцу Куросаки-сана? — спрашивает Урахара, глядя на него со странной смесью удивления и недоверия.
— Игнорирует? — переспрашивает Ренджи.
Он успешно перескочил по шкале осознания пункты «черт, кажется, Ичиго стал Пустым» и «вот ведь черт, какая же дрянь приключилась», перейдя сразу к сути.
Страдать за них двоих будет Рукия. А он, раз Ичиго еще очень долго ничего не будет решать, должен позаботиться обо всем остальном.
Кто-то же должен из них троих взять это все на себя.
И в награду обрести возможность не думать о том, как же все отвратно складывается.
— Абарай-сан, вы не оглохли случаем? Может Куросаки-сан вас ударил слишком сильно? — заботливо интересуется Урахара, заглядывая ему в лицо. — Готей-13 отправил на грунт отряд омницукидо во главе с капитаном. И ничегошеньки не сделал, когда все они пропали. А за ними — несколько наблюдателей подряд. И еще несколько тысяч Пустых. Мне кажется, еще более явно продемонстрировать свое пренебрежение просто невозможно.
Пункт «дела идут совсем отвратно» кажется Ренджи очень близким и легкодостижимым.
— То есть, они там все знают? — медленно спрашивает он.
Рукия оборачивается, продолжая гладить разомлевшую костяную морду Пустого, и улыбается им сквозь слезы. Слишком жалко и потерянно.
Она на все готова, чтобы больше никого не терять и не испытывать жгучую, глухую боль внутри. Даже готова принять Ичиго-Пустого и терпеливо дожидаться, пока из монстра поменьше он дорастет до настоящего чудовища.
Тоже эгоистка та еще.
Ренджи вздыхает.
Ну, они все хороши, если так подумать.
— Конечно знают, — кивает Урахара. — Вы бы все-таки дали себя подлечить, Абарай-сан. А то вам скоро о себе волновать нужно будет, а не о судьбе Куросаки-сана — тут не Сообщество Душ, концентрация духовных частиц гораздо ниже, и заживает все дольше.
Ренджи только отмахивается. Его беспокоит другое. И он готов голову дать на отсечение, что Урахара знает, что именно.
— Нас сюда послали не наблюдателями, точно? — спрашивает Ренджи, уже зная — догадываясь, но всеми силами давя внутри неприятную мысль — ответ.
— И наблюдателями тоже, — рассеянно отвечает Урахара, делая несколько шагов вперед с пустыми, открытыми в знак приветствия и мирных намерений, руками — к осторожно приближающемуся к ним Пустому.
К Ичиго, поправляет себя Ренджи.
Рукия не торопится идти следом — смотрит на них, склонив голову на бок и сцепив дрожащие руки в замок.
Ренджи каким-то тем самым шестым чувством угадывает, что ей сейчас нет никакого дела ни до Готея, ни до Урахары, ни до него. Ее совершенно не интересуют заговоры и интриги вокруг.
Она наконец-то нашла Ичиго — и это главное.
— Мы с Куросаки-саном даже сдружились, — сообщает Урахара, когда Пустой по короткой дуге обходит его и направляется к замершему по стойке «смирно» Тессаю. — За полгода он ко мне даже привык и больше не пытается перекусить горло.
На Ренджи Пустой — Ичиго, черт побери, Ичиго — смотрит с подозрением.
— Это потому, что вы ранены и весь в крови, Абарай-сан. Говорю же — дайте вас перевязать, Куросаки-сану все-таки соблазн сильный — последнего наблюдателя-шинигами он месяца два назад пожрал. А вы и сами знаете, какой вы все для Пустых деликатес.
Вы все.
Ну да, а он тут вроде как и ни то, ни се. Посторонний.
— Готей знал, что Ичиго стал Пустым? — прямо спрашивает Ренджи, не мешая подкравшемуся сзади Тессасю осматривать раненый бок.
— Скорее — подозревал, — Урахара прячет приманку для Пустых в другой карман, потому что Ичиго неожиданно серьезно интересуется левым карманом его халата. — И что я в Каракуре — тоже. Можете не верить, Абарай-сан, но я вообще ничего не делал, чтобы скрыть свое присутствие.
И Ренджи, конечно же, не верит. Не подстраховаться Урахара не мог.
— Тогда зачем нас отправили?
— А зачем еще отправляют на грунт офицеров высокого ранга, один из которых еще и лейтенант? Чтобы быстро и бесшумно устранить проблему. Ну и может быть даже геройски погибнуть во время выполнения задания.
Ренджи, конечно, иллюзий не питает насчет благородства намерений руководящего состава Готей-13 — долг превыше всего, это уже где-то на уровне подсознания залипло — но это уже слишком.
— Лжете, — коротко бросает он.
Ичиго, оставив в покое карманы Урахары, наконец-то идет к нему — осторожно ступая по крыше, напрягшись до предела и готовясь в любой момент ударить.
Они просто идиоты, что не догадались сразу.
И конченные эгоисты, потому что каждый зарылся в себе и своих страхах, и на реальность старался не обращать внимание до последнего.
Они бы с Рукией могли попытаться бежать гораздо раньше — на Грунт, к Ичиго. Но и он, чертов самоуверенный гад, мог бы дождаться их.
— К сожалению, Абарай-сан, я не лгу, — качает головой Урахара. — Когда эксперимент выходит из-под контроля, лучше как можно быстрее избавиться ото всех, кто был с ним связан.
Эксперимент.
Тессай, держа раскрытые ладони перед собой отходит, пропуская к Абараю Пустого.
Ичиго, о чем Ренджи уже устал себе напоминать.
Ну конечно, эксперимент. Все одно и об одном и том же.
Ренджи и рад бы быть ничего не понимающим дураком, только такой возможности ему никто не дает.
— Вы опять пытались создать Хогиоку? — устало спрашивает он у Урахары.
Ичиго тыкается носом в его рану на боку, и Ренджи пытается его отпихнуть.
Рука мгновенно оказывается в пасти Пустого. Спасибо хоть не перекушенная.
Рукия, наблюдающая за ними издалека, с другого края крыши, тихонько посмеивается, прикрывая рот ладонью.
Смешки выходят какие-то полупридушенные.
— Вы не дергайтесь, Абарай-сан, — с любопытством наблюдая за тем, как Пустой принюхивается, втягивая в себя запах крови Абарая, советует Урахара.
— Вам-то смешно, — Ренджи морщится, когда длинный, шершаво-колючий язык проходится по больному месту. — Эй, ты что делаешь-то? — спрашивает он у сосредоточенно лижущего ему бок Ичиго.
— Все в порядке, Ренджи, Ичиго так извиняется, — с улыбкой объясняет Рукия, повышая голос, чтобы он услышал.
Ренджи себя чувствует главой чертового семейства сумасшедших. И он тут самый главный псих.
Бок ноет, раны жжет чужая реяцу и все внутри непривычно напряжено.
А Рукия смотрит на них и тепло улыбается, как всеобщая мамаша, наконец-то нашедшая своих непутевых детей.
Ренджи уверен, даже Ичиго на уровне своих Пустых, животных инстинктов считает себя главным. Вожаком стаи.
Ну да, у них так всегда. Воссоединение семьи, ну а как же?
— Хогиоку пытались создать в Сообществе Душ, Абарай-сан, — Урахара садится на корточки сбоку от Ичиго и тянет к нему руку — почесать чешуйчатый бок и запустить пальцы в рыжую шерсть.
Тот угрожающе рычит-шипит.
— Хорошо, Куросаки-сан, не мешаю, — Урахара тут же с улыбкой отодвигается и, поднимаясь на ноги, отходит в сторону. — Я отказался принять участие в его создании, и поэтому год назад руководство Готей-13 решило оградить место и объект эксперимента от моего, скажем так, вмешательства. Поэтому же вас, Абарай-сан, вместе с другими офицерами и отправили тогда на грунт.
— Вы отказались? — с недоверчивым смешком спрашивает Ренджи, потирая зудящую кожу на боку сквозь рваную ткань косоде. Жжение прекратилось, боль ушла.
Пустой, пренебрежительно фыркнув, снова идет к Рукии.
С Ичиго все как всегда.
— Они пошли не тем путем, — коротко поясняет Урахара. И замолкает ненадолго. — Так вы спрашивали, что делать дальше, Абарай-сан? Куросаки-сан должен вернуться в Уэко Мундо. Его место там.
— Ну и почему же вы его туда сами не отправите?
Ренджи наблюдает, как Ичиго, возвращаясь к ним, тянет за собой Рукию.
Тоже что-то чувствует. Или может догадывается — черт их разберет, этих Пустых с их инстинктами.
Урахара снова надвигает панамку на глаза и смотрит хитро-хитро, так, что Ренджи сразу понимает, у него причин всегда и на все припасено — воз и маленькая тележка. И все конечно очень важные.
Можно было даже не спрашивать.
— Ждал вашего с Кучики-сан возвращения, — вздыхает он, коротко кивая подошедшей Рукии. — Куросаки-сану нужен кто-то рядом, чтобы напоминать о прошлом и о том, где его ждут и куда он должен вернуться, когда снова станет самим собой.
Они все, конечно, тоже очень хороши, думает Ренджи. Никто даже не спрашивает Ичиго, чего он хочет. И не важно, что он не ответит.
С другой стороны — восемь тысяч сожранных Пустых и еще ни одного сообщения об атакованных в Каракуре людях. Может быть его воля — в этом?
— На сто лет в мире живых вы привязаны к Каракуре, — Урахара переводит взгляд на белую каменную маску Ичиго. — Возвращение в Сообщество Душ будет означать досрочное прекращение миссии на грунте. Но за Уэко Мундо не следит никто.
— Тогда мы отправимся туда вместе с Ичиго, — решительно заявляет Рукия.
У нее наконец-то есть право голова. Возможность что-то сделать для Ичиго, чтобы больше не мучиться раскаяньем и не гадать — потеряла ли она его, как теряла до сих пор Ренджи — давным-давно, в Академии, почти насовсем, почти навсегда — и Кайена.
Она может что-то исправить впервые за свою долгую жизнь.
Рукия обязательно воспользуется этим шансом. Она не опоздает.
Только Ренджи знает, что так просто Урахара их обоих не отпустит. Не бывает все так замечательно, когда вокруг — унылая дрянь.
— Я лучше останусь, — хмуро сообщает он, не глядя на Рукию. — Кто-то должен вас прикрывать перед Готеем.
— Ренджи! — возмущенно вскидывается она. — А как же мы?
Этим «мы» она бредит уже год. По сути-то и нет никакого «мы», и семья-то их не семья вовсе.
И Ренджи тоже эгоист тот еще, и больше всего на свете боится опоздать и потерять окончательно. И они оба — не-его Ичиго и Рукия — конечно же много лучше.
Его яркий, немеркнущий маяк впереди.
Ну так пусть и будут маяком дальше, пусть светят. А уж он-то до них как-нибудь доберется.
— Абарай-сан прав, — важно кивает Урахара. — Кто-то должен остаться и поддерживать контакт с Готеем-13. И защищать Каракуру, что тоже немаловажно — Куросаки-сан этого очень хотел бы.
Она ничего не слышала и не знает, что Готею интереснее наблюдать со стороны, что же выйдет из нового ручного монстра — тварь пострашнее, похуже всего того, что уже было, или преданный и послушный цепной пес.
Рукия переводит взгляд с Абарая на Урахарау и потом — на Ичиго.
Ренджи видит облегчение на ее лице — в кои-то веки он сам решил за нее. И ей не нужно делать выбор. И она может уйти.
— Когда Куросаки-сан научится открывать гарганту, будете нас навещать, — фальшиво-бодро тараторит Урахара. Чувствует момент. — Думаю, к этому времени мы с Абарай-саном в этой ситуации разберемся и все утрясем. И он даже сможет отправиться к вам.
Утрясут они, ну как же. До второго карательного отряда — уже капитанского — обязательно дело доведут. И до новой экспедиции в Уэко Мундо.
Ренджи представляет, что будет, если он снова не успеет, и все повалится на плечи Ичиго с Рукией.
Ничего хорошего — вот что.
— Думаю, Йоруичи-сан уже все подготовила, и вы можете отправляться, Кучики-сан. Врата я установил еще вчера утром, — Урахара поворачивается на восток — к светлеющему и расплывающемуся розоватой дымкой за кромкой домов небу.
Светает.
Урахара как всегда все знал наперед. Наверняка, все полгода готовился, ждал их.
— Вы идите с Ичиго, я нагоню, — Ренджи крепко обнимает Рукию, прижимая ее к себе, и, не давая лишнего шанса засомневаться и попытаться задержать ее, почти сразу отстраняется. — Попрощаемся там.
— Ренджи…
— Иди. Сказал же, нагоню вас.
Ичиго-Пустой смотрит хмуро — черт возьми, точно так же, как и всегда, когда Ренджи тянет геройствовать — но, кажется, с благодарностью.
Один в один же. И как они не догадались раньше? Много-много раньше, что все этим кончится и надо бросаться спасать то, что у них было тогда.
Эгоисты чертовы. Стоят друг друга.
Все трое.
Только когда Рукия и Ичиго в сопровождении Тессая уходят в шунпо — к магазинчику Урахары, к ожидающей их Йоруичи и вратам в Уэко Мундо — Ренджи задает самый главный вопрос:
— Из-за чего он стал Пустым?
В конце концов, он имеет право знать — впереди, если крупно повезет и они действительно сумеют скрыть отсутствие Рукии и Ичиго в Каракуре, сотня лет в компании Тессая, печальной Уруру, обзывающегося Дзинты и постоянно пропадающей на границах грунта и Сообщества Душ Йоруичи.
И Урахары, на которого Ренджи тошно смотреть станет уже завтра — сегодня — утром.
— Куросаки-сан выразил желание поучаствовать в эксперименте с Хогиоку, — помедлив, отвечает Урахара. — Наверное считал, что так сможет быстрее вернуть себе силу шинигами. Я не успел его отговорить. А Ишшин-сан решил, что сын имеет право поступать как хочет.
— Ну да, — коротко хмыкает Ренджи, наблюдая, как загорается насыщенно-оранжевым горизонт и все светлеет в рассыпающейся над ними золотистой дымке. — И вы, конечно же, не знаете, что стало с этим неудавшимся Хогиоку.
Целая сотня лет впереди — столько же, сколько он уже прожил, и еще больше.
Говорят, на грунте время летит быстрее, но каждый прошедший год чувствуется совсем иначе и что-то меняет-выворачивает изнутри.
— Не знаю, — пожимает плечами Урахара.
— Лжете.
— Лгу, — легко соглашается он. — Куросаки-сан его уничтожил. Образец был нежизнеспособен, пришлось пойти на крайние меры, — сухо и безэмоционально заканчивает Урахара.
Так говорят о погибших от болезни детях.
Чертовым ученым все бы в их игрушки играться.
— А если бы Ичиго был против… эксперимента? Если бы он отказался принять участие во всем этом? — спрашивает Ренджи.
Почему-то ему кажется, что вопрос очень важный. Хотя копаться в прошлом настолько — до попыток придумать другую, счастливую и яркую реальность — совершенно бесполезно.
Рукия наверняка уже ждет его у врат в мир Пустых.
И Ичиго, да, Ичиго тоже ждет.
— Нам пора, Абарай-сан, — Урахара, успевший отойти от Ренджи на пару шагов, оборачивается и смотрит на него через плечо. — Еще в жилищную службу Каракуры об утечке газа и взрывах сообщать. И ваш гигай испорченный забирать.
А может быть Йоруичи решила, что тянуть больше нет смысла, и теперь ждет Урахзару Киске — и совсем не ждет Ренджи — распивая свежий чай.
— Не забудьте составить отчет для Готея о том, как вы с Кучики-сан уничтожили Пустого, — напоминает Урахара. — И нет, Абарай-сан, ничего бы не изменилось.
Ренджи другого ответа и не ждал — Готей-13 всегда знает, на что и когда лучше нажать, чтобы самый последний упрямец пошел напопятый.
Не дали бы они Ичиго отказаться.
Только не с Хогиоку.
Во внутреннем кармане мелко вибрирует телефон — пришел запрос о ситуации.
Значит, реяцу Пустого пропала. Йоруичи действительно решила никого не ждать.
Рукия и Ичиго ушли.
А ему строчить подробный доклад в нескольких сообщениях.
И ни слова про Ичиго.
Ренджи знает — он сам не сообщит, и его не будут об этом спрашивать. Ни о Ичиго, ни о Рукии.
Даже Кучики-тайчо, в котором снова и снова будут схлестываться долг и чувства, а побеждать — уверенность в том, что его сестра в надежных руках.
Молчание — золото.
Целые сто лет.
Они все чертовы эгоисты, зацикленные только на себе.
Ренджи уходит в шунпо следом за Урахарой.
Сто лет. Ну а потом… кто знает? Может быть они действительно что-нибудь придумают.
Вопрос: Оценка:
1. 1 | 1 | (2.33%) | |
2. 2 | 0 | (0%) | |
3. 3 | 2 | (4.65%) | |
4. 4 | 3 | (6.98%) | |
5. 5 | 37 | (86.05%) | |
Всего: | 43 |
@темы: Фанфикшен
Большое спасибо за похвалу
По поводу продолжения, не поверите, вы - второй человек, который мне об этом говорит
Тенденция, да.Вообще, идя полностью себя раскрыла и продолжения изначально не подразумевает. Но Ичиго-арранкар в таком контексте действительно интересенЭх, а ведь Рукия в УМ порядок-то бы навела... по струнке б у неё все ходили, чувствую
В первую очередь она в гигантского зайца переделает песчаного стража, и тогда точно любого новоприбывшего в Уэко удар хватит
Рукия в УМ порядок-то бы навела...
Благодать, порядок...
Владычицу нам
!А что - оригинальный метод для борьбы с врагами
в ее бы руки, да все управление вложить... Точно бы по стрнке ползали все. И лишнего пикнуть боялись бы. Благодать, порядок... Владычицу нам
Вахахахаха
И продвижения в массы особенностей чувства прекрасного клана Кучики
Бьякуя наверняка бы с радостью своих безразмерно-непонятных чего-тотамов волнистых наделал сестре в защиту и помощь.
Вахахахаха
Кстати, Рукии бы белое Уэковское платье с черненькими колготочками вполне бы так подошло
Дерьмодемоны отакуе!
Кстати, Рукии бы белое Уэковское платье с черненькими колготочками вполне бы так подошло
Рукии вообще бело-чёрное хорошо *___*
и сюжет и само произведение требует отдельных похвал ))
и как вхарактерно *_* персонажи получились у вас просто прекрасно)
спасибо Вам огромное)
давно такого не читала, хотя уверена, что такого никто до Вас не пытался даже писать.)
А вы не хотите написать вторую часть?
да-да, поддерживаю. тут же такая почва для развития сюжета *_*
Ну вот!) Так прошу вас))) Напишите продолжение)
да-да, поддерживаю. тут же такая почва для развития сюжета *_*
Уже столько человек поддерживает меня) Прошу вас - напишите) Редко встретишь такие работы и хочется читать их все больше и больше)
Идея все-таки изначально была целиком и полностью полностью самодостаточна и "одноразова", но, честно, я сдаюсь - после такой похвалы действительно ничего не остается, как искать сюжетные тропинки и выруливать на новый путь для продолжения
Еще раз спасибо вам, такой заряд рабочего позитива редко где удается получить
пришёл любитель пестрящих осточертевшими смайлегами и не несущих смысловой нагрузки комментовОно просто щикарно... я даже не знала, комментировать или не строить из себя Адмирала Ясен**я... но вовремя вспомнила значение каждого ерундового коммента для автора...
Идея - вери гуд! Побочные Урахара/Йоруичи *О* -
беспалевно подглядывающий Урахара
И Ренджи, мой любимый Ренджи *О* Рядом с НИМ всё меркнет...
неравнодушен я ко всяким хвостатым лейтенантам, ИчиРук фигов...
И он вылезает полностью, бело-красно-рыжий, с хвостом длинным и гибким, как у ящерицы. Гибрид чего-то с чем-то, образующий монстра. Умного и хитрого монстра.
Это из эпизода, где он с Хичом дрался, пока вайзарды мочили ЭТО? А ведь я надеялся, что ещё раз увижу эту форму в оригинальном сюжете...
зе бестовая форма Ичи, если забыть о ФГШ.
в ее бы руки, да все управление вложить... Точно бы по стрнке ползали все. И лишнего пикнуть боялись бы. Благодать, порядок... Владычицу нам !
Главком Ямамото на собрании капитанов:
- В связи с угрозой арранкаров, чтобы уравновесить наши силы, я принял решение организовать 14-й ударный отряд синигами.
- Что?!
- Это шутка?
- У нас и так не хватает людей…
- Кто же станет капитаном…?
- Капитан 14-го отряда уже определен, это глубокоуважаемая Кучики Рукия.
- Рукия?!
- Что за бред…?!
- Она даже на лейтенанта не тянет… не говоря уже про банкай!
- Да, минусы есть, но никто другой не справится лучше неё. Это обусловлено спецификой состава подразделения…
- Ээ…?
- …Оно целиком и полностью состоит из Куросаки Ичиго.
Кучики-тайчо, дубель 2! >
Рукию вместо Айзена! И чтоб вместо белой формы все носили пижамки с кавайными розовыми кроликами!
xD А ведь Айзену такой наряд пошёл бы...
Тогда постараюсь всех разогнать по местам побыстрее и не тянуть
Hollow Sofia
Побочные Урахара/Йоруичи *О* -
Ну а что им? На грунте всяко ж делать нечего
И Ренджи, мой любимый Ренджи *О* Рядом с НИМ всё меркнет...
Абарай, подлец, упирался как мог. Долго и упорно
Это из эпизода, где он с Хичом дрался, пока вайзарды мочили ЭТО?
Ага
Моя любимая. Она еще в занпактовых филлерах была
Кучики-тайчо, дубель 2! >
Видела эту штуку
xD А ведь Айзену такой наряд пошёл бы...
Айзеновской Великой и Несравненной Сопле все, что угодно, подойдет. Но пижамка с кавайными Чаппи... Это будет унос крыши всего Сообщества Душ
Я бы на месте Ичиго сдохла бы от смеха, забыв про ФГТ...
А вообще, я за Ичиго в костюмчеге Ульки и пафосной позе. И Рукию в одежде Лоли/Меноли или Нэлл..
И Рукию в одежде Лоли/Меноли или Нэлл..
Ей бы платьишко Химе подошло - этакий максимум закрытости тела и максимум же простора для фантазии...
Хотя ей все-все подойдет. Даже символические тряпочки со взрослой Нелл
Я бы на месте Ичиго сдохла бы от смеха, забыв про ФГТ...
Ага, а у Айзена на этом фоне такая глубокая психологиеская травма будет, что непонимание окружающих с его саомго детства на этом фоне ерунденью покажется
А в шмоте Химе не оч, ИМХО... Оно на более высоких..
А Ичиго подошла бы одежда Ульки...
Ага, а у Айзена на этом фоне такая глубокая психологическая травма будет, что непонимание окружающих с его самого детства на этом фоне ерунденью покажется .
Он будет стоять с "йа_нипонял" фейсом и смотреть на ржущую клубничку
вспоминаем филлер про лампу, появление Бьякуи (лично меня вынесло)
И подушкой
Он будет стоять с "йа_нипонял" фейсом и смотреть на ржущую клубничку
И на лице его будет медленно проступать горькое разочарование в жизни